Шакалы
Шрифт:
На вилле, где находился Гуров, собрались пятеро бригадиров, которые, несмотря на смутное время, вели стройку. Остальные монстры стояли мертво. Хозяева решили, что, пока не пройдут выборы, не определится Президент и корабль России не ляжет на курс, вкладывать деньги в капитальное строительство слишком рискованно. Если нынешний Президент не усидит и вернется старая власть, то послезавтра здесь могут объявиться люди с мандатами, начнут спрашивать, кто строит, на какие деньги? Объявят, мол, земля принадлежит народу, и все, что тут построено, тоже
Пять мужиков, от тридцати до сорока лет, сидели за столом чинно, пили и ели аккуратно, поглядывали на Гурова с любопытством, но одобрительно, так как людям импонировало, что человек пригласил их в парадную залу, держался спокойно, пил с ними на равных, уважительно называл по имени-отчеству. Люди были взрослые, понимали, что пригласили их не просто так, предстоит разговор, потому пили со вкусом, но умеренно. Обслуживали обедающих охранники Олег и Виталий, которые своей работой не гнушались, и им было очень интересно, как полковник от цемента, кирпича и штукатурки повернет разговор в нужное русло.
Сделал это сыщик неожиданно и, как обычно, резко:
– Перекусили, голодных нет, давайте покурим, я несколько слов скажу. – И первым зажег сигарету.
Двое тоже задымили, остальные оказались некурящими.
– Ну как, мужики, разбойное наше время нравится? Я имею в виду не кто и чем торгует, а что сегодня убить человека, что два пальца обоссать?
– Дурной вопрос, Лев Иванович, – сразу ответил Иван Максимович, мужик лет сорока, полноватый, но крепко сбитый. – Кому же такая жизнь по душе?
– Говорят, ментов купили, иные в коммерческие структуры ушли. – Гуров выпустил изо рта колечко дыма, оно начало оседать на горлышке бутылки. – Верно говорят, однако имеются и такие, что остались, по мере сил сражаются.
И тут Гуров совершил поступок, который ни один офицер милиции совершить не решился бы. Он вынул свое служебное удостоверение, протянул соседу:
– Взгляни, Илья Петрович, передай соседу, пусть все ознакомятся.
Бригадиры вытирали руки, брали документ осторожно, словно боялись уронить и разбить.
Полковник… Старший оперуполномоченный уголовного розыска по особо важным делам.
Наконец удостоверение вернулось к Гурову, он сунул его в карман.
– Вы люди взрослые, вас нечего предупреждать, что сведения обо мне совершенно секретные. Так что, как видите, не всех купили и сманили, есть которые и остались. – Гуров погасил сигарету, наполнил стопку. – Ну, вздрогнем.
Когда выпили, один из бригадиров, огладив пышные усы и хитро прищурившись, спросил:
– Господин полковник, как понять, что вы, человек в больших чинах, секретных, открылись людям, которых в первый раз видите?
– Ох, Семен Сидорович, считаешь себя сильно хитрым? – Гуров заразительно рассмеялся. – Я за вами неделю внимательно наблюдаю, вижу, как вы в жару и дождь вкалываете. На стройках ваших ни одного пьяного. Ставлю сто против рубля, что сейчас вы за работу ни копейки не получаете. – Он выложил на стол сто долларов. – Кто ответит? Хозяева до конца
Никто не шелохнулся, смотрели с уважением, даже восхищением.
– Вот так-то, Семен Сидорович, а ты говоришь, что я вас в первый раз вижу. Я мамонт, и вы мамонты, сохранились, для нас честь и дело дороже денег. Так что знаю я вас прекрасно, иначе бы не позвал, хлеб с вами не разделил. А позвал не без корысти, каюсь, мне помощь ваша нужна. Я в Москве войну начал, противники у меня не пьяные мальчики с пушками, люди серьезные и профессиональные. Я от них до поры здесь спрятался, но они меня отыщут обязательно. Сюда они не сунутся: три ствола. – Он указал на стоявших у дверей охранников, достал из кармана «вальтер». – Им нас не взять, они люди опытные. Значит, посадят они снайпера в этих кирпичных коробках.
Гуров указал на окно.
– Но снайпер человек, он не может пробраться ночью, сутками не есть, не пить. Он придумает для себя прикрытие. Придет открыто, землемер, к примеру, электрик либо еще чего. У него должна быть винтовка, мужики, пистолет тут не годится. Я могу из дома вообще не выходить, но мне надо не только живым остаться, а этого стрелка взять.
– Смелый ты мужик, смотрю, – сказал один из бригадиров. – Только не пойму, мы здесь с какого краю?
– Кирилл Евгеньевич, вы на стройке всех людей знаете, каждый новый, да еще городской – уверен, убийца в рабочую униформу рядиться не станет, – светится. Он, конечно, винтовку держать не будет, прежде, чем к вам прийти, а ему необходимо при дневном свете свою позицию определить, он оружие может припрятать либо закамуфлировать. Допустим, под треногу, если он землемером прикинется, как-нибудь еще, у них опыт богатый.
– Значит, наша задача бандита выявить, а вы его поймаете.
– Ловят, приятель, бабочек, а преступников задерживают.
– А коли мы его сами возьмем…
– Стоп-стоп! – перебил Гуров. – Я к вам не лезу печную трубу класть. А от моей работы беда случится небольшая – печка не будет гореть либо дым не на улицу, а в дом потянет. Разломал, переложил, и всех делов. А вы на моем месте угробитесь, детей сиротами оставите. Приказ. Все служили и знаете, приказ обсуждению не подлежит. Увидели неладное либо пахнет нехорошо – дорогу перешел, стакан кваса выпил, у нас всегда имеется. Ну и хватит о кладбище. Что там, на первенстве Европы по футболу, светит нам или как?
– Нам всегда светит, только в нужный момент фонарь гаснет, – сказал кто-то, и все рассмеялись.
Некоронованный генсек КПРФ Иван Иванович Корзинкин не очень внешне соответствовал своему популярному имени-отчеству и довольно пошлой фамилии. Лицо действительно простое, русское, чуть курносое, скуластый, блондинистый, а вот одет он был вполне цивилизованно, и от сверкающих ботинок до галстука на генсеке ни одной совковой вещи не проглядывало.
На служебном столе компьютер и факс, другое дело, умел он ими пользоваться или нет. Усаживаясь в кресло напротив, Фокин сразу отметил, что руки у хозяина ухоженные и вчера лопату не держали.