Шальная мельница

Резниченко Ольга Александровна

Сдружилась, невольно сблизилась я с этой Помощницей, веря (пусть и глупо, недальновидно) ей… как себе. И хоть не впустила ее в свою душу, не раскрыла ей все свои карты, и даже толком не выспросила, где мы конкретно находимся, и что вокруг происходит, ее советам я следовала как неоспоримым канонам. Более того, она сама уже догадалась, что я не особо в ладах с языком, потому кроме объяснений и доходчивых фраз, по тихим, спокойным вечерам стала та мне помогать познавать сие странное наречие и язык в целом.

Вырваться отсюда, сбежать… без явной

чьей-то помощи я не только не осмеливалась, но и не надеялась, не собиралась. Ведь сия затея глупая — и невероятно страшная, учитывая… что кроме этих двух (Беаты и Врача, Хельмута), мало кто выказывал ко мне симпатию (не знаю почему, то ли видя во мне неприятеля, то ли угрозу, то ли еще за что-то порицая. Даже та же Адель, тучная повариха с кухни (где я теперь помогаю ей, зарабатывая себе кусок хлеба и похлебку), и та… нет-нет, да кидала на меня презрительные взгляды, гаркала и обзывала, если я делала что-то не так. А как? Учитывая, что это не у плиты стоять макароны варить, или тот же фарш через мясорубку пропускать. Окститесь, никаких благ нашей цивилизации.

* * *

— Не понимаю я, как вы так живете! — не сдержалась я и рявкнула, бросив обратно в таз с водой не достиранные бинты.

— Как? — удивилась Беата и подошла ближе, взгляд мне на руки (туда, куда и я уткнулась сейчас взором — на мозоли).

— Да как? — тяжело вздыхаю, очи повела около, подбираю безопасные слова. — Вот так, стирка вручную, без дополнительных средств. Спасибо, что хоть повязки кипятите. Но… обеззараживание воды серебром? — обмерла я разведя ладони в стороны, и снова по лезвии ножа рассуждения. — Черт дери, неужели…?

— Анна! — взволнованно вскрикнула, перебивая меня, Помощница (как обычно это бывает), когда я ругаюсь (да уж, та еще нелепая шуточная привычка со времен универа).

— Извини, но… Беата, разве никто из ваших… местных не путешествует? Разве… да тем же лекарским делом, опытом, вы что, не обмениваетесь? Как же лекарства, хирургические инструменты и прочие гениальные изобретения? И, вообще, мир, в котором вы живете, — сумасшествие!

— Ты о чем сейчас? — обомлела девушка, выпучив глаза.

Поддаюсь, всматриваюсь ей в очи.

— Ну, элементарная гигиена! Туалеты! У вас люди выливают, вываливают всё это, прям, на улицу!

Удивленно вытянулось ее лицо.

— Вообще-то, говорят, наш край в плане гигиены самый продвинутый. У нас даже замки построены с учетом отдельных туалетов, в то время как в остальных, они это делают, якобы, прямиком из окон! И медицина у нас на уровне. Хельмут обучался у самого Пфальцпайнта! Да и не каждое комтурство может похвастаться лекарем, который проводит операции. А ты говоришь, что мы — отсталые, что окружающий мир — сумасшествие. Наш Орден всегда славился отличными мастерами своего дела, способными не только безопасно извлечь стрелу, но и зашить вспоротое брюхо. К нашему Хельмуту даже из Польского Королевства тайком приезжают, выдавая себя за местных, лишь бы он помог.

— Или ты, —

машинально добавляю я, зная, не понаслышке, ее чудотворное мастерство Знахарки. А в голове жуткие слова, мысли крутятся, бесятся, поражая своим смыслом. — Орден, стрелы, Польское Королевство? Вы каким годом живете? Или вы реально верите в то, что здесь происходит? — обмерла я, болезненно прикусив язык, понимая что сболтнула лишнего.

— В смысле, каким годом? — оторопела Беата.

— Как далеко мы от Берлина, или какая у вас столица? — не унимаюсь я, игнорирую, желая убежать от идиотски излишнего откровения.

— Столица? Резиденция великого магистра в Мариенбурге, — ошарашено, едва слышно шепчет.

Черт, обмерла я, потирая пальцами века.

Взмолившийся взгляд на подругу. Нельзя отступать.

— А карты, что-нибудь есть у вас?

Несмело пожала та плечами.

— Й-я не знаю. Может у Хельмута в книгах есть что?

— О, книги! — словно прозрела я. — Можешь их показать?

— У него надо спросить. Никто не смеет их трогать без его ведома. Уж слишком они дороги для него.

Закивала я в понимании головой. Победно улыбаюсь.

А та с испугом пялиться на меня, боится дышать.

— А ты умеешь читать? — от удивления дрогнул ее голос (коротко, тихо, шепотом, да так, чтоб никто лишний не уловил).

Обомлела я, уличенная. Вмиг побежали мурашки по телу.

И что теперь ответить?

— Немного.

Удивленно вздернула та бровями, скривилась.

— Ладно, если хочешь, вечером обычно наш Доктор садится у себя в кабинете и начинает читать. Принесем пару свеч, у Адель попросим, подмаслимся, а там попробуем выспросить про эти твои карты. Только не говори больше никому того, что мне тут наворотила, — немного помолчав, добавила. — Пожалуйста. У нас и так… многое считается вольнодумием и едва ли не на грани колдовства и ереси…

— Ереси? — в ужасе переспросила я.

— Да. А ты еще такие… пылкие речи ведешь. Братья-рыцари и полубратья хоть и добрые, заботливые, однако…. прежде всего, — посланники Церкви, а уж потом — лекари и воины.

* * *

— Карты? — округлил от шока очи Хельмут. Взгляд то на смелую Беату, то на меня. — Зачем они вам?

— Анна хотела бы посмотреть на них, может…. какое название вспомнит, а там и то, откуда она.

— Название? — резвый полноценный разворот, пристальный взгляд ей в лицо. — А она умеет читать? Анна?

— Нет, но, а Вы могли бы…

— Самую малость, — перебиваю ее, обличая себя осознано. Не особо мне нравится врать этим двоим, но уж с таким точно попадусь, и тогда уже на доверие этого мужчины вряд ли мне можно будет рассчитывать.

С укором, колкий взгляд Беаты на меня — не обращаю внимания.

Проморгался наш Доктор, немного помедлил, но встал. Шаги к стеллажам и достал оттуда полуразвалившуюся книгу (листы-вставки, или так, выдранное, но всё это разбивало сей фолиант до кипы неуклюже громадного размера).