Шальные желания
Шрифт:
– Что это за Грегори Пек?
– Грегори Пек?..
– Столько же обаяния! А уж хорош!.. Так кто он?
– Мой профессор, – натянуто проговорила Джин.
– Я полагала, что твой профессор – тот пожилой джентльмен, – усмехнулась Молли.
– Они оба.
– Если бы я знала, что профессора бывают такими, то сама бросилась бы в колледж.
– Какими такими? – вызывающе спросила Джин.
– Такими, словно он готов подарить тебе лучший уик-энд в жизни, – с прямотой ответила женщина. – То, как он на тебя смотрел… Похоже,
– Не говори глупостей, – выпалила Джин. – Это все, о чем ты думаешь?
Молли удивленно посмотрела на девушку. До сих пор та не проявляла такого темперамента.
– Возможно, я ошибаюсь, но ведь и ты не сводила с него глаз, – сказала она.
Джин уже собиралась взорваться, но не успела, потому что Молли опять вышла из палаты.
Уставившись в одну точку невидящими глазами, она повторяла как заклинание: «Я не люблю его. Я не могу любить его. Я не должна любить его». Ей казалось, что это помогает противостоять чарам Ланса Диллона. Но, в конце концов, она должна была признаться себе в одном: «Я хочу его, хочу больше всего на свете!»
Это всего лишь секс, убеждала себя Джин, зов природы. Это не любовь. Хотя, что она знала о любви? До сих пор она не любила никого, кроме своего отца.
Последнее время она думала об отце гораздо реже, чем о Лансе Диллоне. Перед смертью отца они виделись в больнице. Он выглядел ужасно, и лишь тогда Джин до конца поняла, в какую трясину его затянуло. Вспоминая отца, она всегда представляла себе фотографию, которая висела в их комнате. Там отец был снят после победы на чемпионате страны. Красивый, загорелый, он излучал уверенность, что олимпийское золото ему обеспечено.
Потом с ним произошел несчастный случай и перечеркнул все его надежды. Но ему посчастливилось встретить мать Джин, уже довольно известную в спорте. Он стал ее тренировать, помог заработать бронзу на чемпионате мира. Теперь они вместе мечтали об олимпийских медалях. Но снова вмешалась судьба. Рак истерзал мать, и вскоре ее не стало. Отец был сломлен. Он еще пытался воплотить свои мечты в жизнь с помощью Джин. Перед смертью он взял с нее обещание, что она не сдастся. Прошло уже два года, но она до сих пор чувствовала себя связанной этим обещанием.
И что же ей оставалось теперь делать? Если Джин собиралась удержаться в Штатах и вновь обрести форму, то ей нужно держаться за Диллонов. Однако эта зависимость казалась непереносимой. Когда Ланс приехал за ней в пятницу, Джин была вынуждена выражать благодарность по любому поводу, ненавидя себя и его за то, что нуждалась в помощи. Она не привыкла зависеть от кого бы то ни было.
Ланс заметил это. Поэтому, когда они выехали за ворота больницы, он сказал:
– Давай прекратим со всеми благодарностями. Я делаю все не ради этого.
– Тогда из-за чего?
– Полагаю, из-за чувства вины, – признался Ланс. – Я отнял у тебя то, на что не имел права. И не могу этого вернуть.
Джин
Джин не почувствовала фальши в его словах.
– Я никому никогда не расскажу, не бойся.
Ланс покачал головой.
– Я не пытаюсь заткнуть тебе рот.
– Я знаю, – сказала она, хотя понимала, какой скандал вызвала бы такая новость. – Ты мне ничего не должен. Я сама… хотела этого.
– Разве? – Он посмотрел ей прямо в глаза, отчего у Джин пробежали мурашки по коже. – Нет, ты не хотела. Возможно, тебе было одиноко или любопытно. Но ты не хотела…
Джин не стала спорить. Вначале он представлялся ей злодеем. Но сейчас…
– Пойдем! – Ланс выключил зажигание и помог ей выбраться из машины. – Как мы двинемся дальше?
– Ты мог бы подать мне костыли, – сухо напомнила она.
– А ты хоть раз практиковалась с ними?
– Нет.
– Что ж, тогда роль мисс Независимость начнешь играть завтра, – твердо проговорил Ланс. – А сегодня я облегчу твою задачу.
Он подошел к багажнику машины и достал кресло-каталку.
Джин не стала спорить потому, что не знала, как ей быть. Она привыкла передвигаться в каталке по больнице, но с трудом представляла, как въедет в дом.
Ланс осторожно усадил ее в кресло и повез к черному входу. Там не было ступенек, как на парадном крыльце. Но передвигаться по снегу было нелегко, да еще когда на улице стоял декабрьский мороз.
Пока Ланс вез ее, Джин пришла к выводу, что, во-первых, ногу лучше ломать летом, а во-вторых, ей ни за что не удалось бы подняться без посторонней помощи в свою старую квартиру.
Ланс доставил ее на кухню, где миссис Шерман что-то пекла.
Джин поразило, как доброжелательно встретила ее эта женщина. Ей-то казалось, что она воспримет ее как приживалку, но вместо этого Элис вытолкала Ланса за дверь и охотно сама повезла девушку в отведенную ей комнату.
Комната располагалась в глубине дома. Стены были небесно-голубыми, с коралловыми прожилками, а вокруг витал запах свежей краски.
– Мужской состав семьи настаивал на розовом цвете, но мне удалось убедить их, что розовое не для тебя, – довольная собой, сказала Элис.
– Да уж… – Джин была потрясена. Ведь даже отец никогда не придавал значения подобным деталям. – Просто чудесно!
– Ну, вот и отлично! – Элис явно была польщена. – Профессор просил его извинить за то, что он не смог встретить тебя. Он обещал вернуться к Рождеству.
Рождество!.. Осталось четыре дня. За столом соберется вся семья. Джин не хотелось быть непрошеной гостьей. Что же делать?
– Миссис Шерман, можно ли заказать такси в Рождество? – спросила она.
– Такси? Зачем оно тебе понадобилось? А, понимаю… – Лицо домоправительницы стало непроницаемым. – Друг, не так ли?