Шалопаи
Шрифт:
– Я не нарочно. Должна была завтра приехать. Но – поменяли билет, – невнятно объяснилась она.
– Тс-с. Не будем людям мешать, – Робик приложил палец к губам и, прихватив растерявшуюся гостью за плечико, провел на кухню.
– Мне нужен Олег Поплагуев. Ему родители должны были оставить ключи от тёткиной квартиры… Олег, он ведь здесь? – она дождалась игривого кивка. – Что?! Тоже?!
– А то! Все совокупляются аки псы! Даже спиртного Робику не оставили.
Для убедительности Баула пнул пустой винный ящик.
– Главное, не выспалась, – пожаловалась гостья. – Ехала в плацкарте.
– Ни боже мой! – всполошился Робик. – Как же можно сексующихся пугать? От этого импотенция случается.
– По себе, что ли, знаешь?
– Тьфу на вас! – Робик сплюнул через плечо. Подмигнул. – Ладно, не брошу в беде. Сейчас тихонько слиняем и – ко мне на дачу!
– Это с какой радости?
– Так мне и самому прилечь негде. Весь траходром расхватали. А до дачи – всего ничего, пятнадцать минут на такси. Как зовут-то такое диво?
– Кармела.
– Тогда тем более.
Робик ёрничал. Но на самом деле исподтишка любовался миниатюрной оливковой красавицей.
Кармела заколебалась, – деваться было и вправду некуда. Не на вокзал же возвращаться.
– Ладно, поедем, – решилась она. – Только сразу договоримся, чтоб не приставать.
– Как же это – не приставать? – Робик весело оскорбился. – Для чего ж природа-мать разделила человеков на мужчин и женщин? Ты погляди на себя в зеркало, – он легонько повернул ее за плечи. – Можно сказать, просто создана для коитуса!
– Для чего?!
– Для соития.
– Что?!! – Кармела отскочила. – Я вот щас в самом деле Олега разбужу!
– Разбудишь – дура будешь! – Робик поймал её ладошку. – Ну, набьют мне морду лица. И что с того? Тебе все равно пора женщиной становиться, а со мной лучше, чем с другими. Сама же наверняка прикидываешь, как это грамотно сделать. Ну отдашься какому-нибудь прыщавому недоумку-сверстнику. Ты о сексе, как вижу, ничего, он – еще менее того. Вот и будешь бегать стричь аборты. А то еще нежданную венерическую радость занесет. Или наболтает о тебе по округе, что было и чего не было. С Робиком совсем не то. С Робиком это, во-первых, в кайф. Опять же гарантирована полная тайна вкладов и аптекарская, можно сказать, санитария. Да и вообще – это вовсе вкуса надо не иметь, чтоб на Робика не запасть.
Кармела стояла, ошалелая. Не зная, как реагировать на услышанное. Она уже привыкла, что её всё время пытаются соблазнить. И сама научилась поощрять ухажеров, ловко проходя по грани дозволенного, но при этом сохраняя полную власть над ситуацией. С этим же отморозком всё было иначе. Половой акт, на который другие мужчины намекали иносказательно, сбавляя голос и смущаясь, в устах нахального патлатого выглядел совершенно естественно и даже уморительно.
– А ты, случаем, не дебил? – заподозрила Кармела.
– Да не. Нормальный половой урод, – Робик ничуть не обиделся. Интерес к женщине возник в юном Робике едва ли не с детского сада. В пятилетнем возрасте на Кремлевской ёлке он подбил сверстниц – дочерей ответработников – забраться под лестницу и показать друг другу
– Порочный мальчишка! – кричала одна из мамаш. Робик сладко отмалчивался – порочность казалась ему орденом.
Слово «импотент» Робик услышал раньше, чем узнал, что такое вообще потенция, – в ту ночь он подслушивал под дверью родительской спальни.
В период полового созревания Робика трясло от одного вида женщин. Но поначалу успеху мешала сложившаяся репутация законченного хама. Он мог подойти к однокласснице и, изнывая от желания, предложить «впиндюрить по самое не хочу». Встречное желание, быть может, и присутствовало, но прямолинейность отпугивала. Всё изменилось в пятнадцать лет, когда в отцовском шкафу он обнаружил фолиант «Мужчина и женщина». Проштудировав его, напрочь переменил тактику обольщения. То, что раньше звучало как «загнать дурака под кожу», теперь произносилось томно и завлекательно – «копуляция». Он словно заговорил на неведомом, манящем языке. За партой нашёптывал одноклассницам о невинном легком петтинге. С чувственных вывернутых губ горячей мелодией перетекали в девичьи ушки диковинные, волнующие слова: минет, коитус, дефлорация, – преобразующиеся в затуманенном мозгу в экзотические минуэт, кактусы, фламинго. А от загадочных андроген, перверзии, парафилии на девушек веяло мифами древней Греции.
И – успех пришел.
К тому же флер неотразимого соблазнителя придавала ему репутация. Сын высокопоставленного партийного функционера, ведущий богемный образ жизни, – на такую «фишку» девочки западали безотказно.
– Так что? Вызываю такси? – выдохнул Робик, склонившись к девичьей шейке.
Кармела отстранилась.
В принципе, самоуверенный, многое повидавший, он и впрямь выглядел идеальным партнером для первого сексуального опыта.
Но сердце Кармелы Алонсо давно захватил отчаянный мальчишка, которого не видела с далекого пионерлагеря. Вратарь лагерной футбольной сборной, бросавшийся в ноги нападающим, сигавший с откоса в мелководье и – пунцовевший при всяком её взгляде. Да и сюда, в чужую квартиру, под предлогом ключа, приехала среди ночи в надежде увидеть его. Увидела, называется!
С дивана донёсся легкий стон. Через приоткрытую кухонную дверь хорошо были видны любовники. Клыш пошевелился во сне, одеяло соскользнуло на пол, но он так и не проснулся. Зато Любочка от ночной свежести заново возбудилась. Не раскрывая глаз, извернулась змеей.
– Маленький херувимчик натрудился, теперь спит, – заворковала она. – А вот мы эту соню разбудим. Лучше меня никто будить не умеет.
Через долю секунды воспрянувший Херувим, не раскрыв глаз и, кажется, не проснувшись, опрокинул ее на спину.
– Да! Да! Да-а!! – разорвал ночную тишину придушенный женский крик.
Боль исказила личико Кармелы.
– Вон из этого вертепа! – она подхватила сумку.
– Ко мне? – Робик засуетился.
– Да хоть куда!
Когда утром квартира Поплагуевых пробудилась ото сна, Робика в ней не было. А о приезде Кармелы Алонсо никто не узнал.
Проснулся Клыш, словно от толчка.
На углу тахты сидела совершенно одетая Любочка Повалий и курила, яростно стряхивая пепел на персидский ковер.