Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов
Шрифт:
Перед ним остановился высокий негр, чтобы поговорить с другим негром. Роджер, шедший с опущенной головой, налетел на высокого негра; тот даже не пошатнулся.
— Смотреть надо, куда прешь, — выругался негр.
— Видел же, что иду, — огрызнулся Роджер.
— Самому смотреть надо, — буркнул негр, здоровенный детина.
— Это ты смотри, — огрызнулся Роджер. — Уголек черномазый.
Но сказал он это недостаточно тихо. Негр услышал и, когда Роджер уже собирался пройти мимо, занес кулак и врезал ему в ухо. Роджера развернуло, и он упал. Вскочив на ноги, он бросился на негра и изо всех сил нанес ему удар. Почти одновременно
— Что сделал этот черномазый? — кричали они, и вокруг набежали другие белые. — Дружище, он тебя не порезал?
Они ощупали его с головы до ног, не течет ли где кровь, а он покачивался, прикрывая пальцами разбитые передние зубы.
— На этого парня ниггер напал, — сообщил кто–то собравшейся вокруг них толпе. — Избил и смылся.
Один из мужчин предложил подвезти его домой. Кляня всех негров, прохожие посадили его в машину, отдали вывалившиеся из кармана очки и пожелали удачи.
— Их каждый день в Лос–Анджелес все больше наезжает, — посетовал человек, который вез его.
Роджер, корчась от боли, подпер голову рукой.
— В основном с юга, конечно, едут, — сказал мужчина. — Сельхозрабочие по большей части — в городе совсем не умеют себя вести. Ну, то есть впервые в жизни у них в руках деньги — ну в голову и ударяет. Кайфуют, мать твою. Но лучше уж они, чем мексы, скажу я вам. Тем если попадешься — котлету из тебя ногами сделают, сапогами своими с выступами на подошвах.
Стараясь как можно яснее выговаривать слова, Роджер прошамкал:
— Ниггеры хреновы.
— Ну, это мог быть кто угодно, — сказал мужчина, остановившись у многоквартирного дома. — Вам здесь?
— Да, — ответил он, держа у рта носовой платок. В ухе звенело, и он плохо слышал: звуки сливались в какой–то гул, а потом гасли. — Спасибо, — выдохнул он, выбираясь из машины.
— Бывает, — сказал мужчина.
Он дождался, когда Роджер дойдет до крыльца дома, и только тогда уехал.
Увидев его, Вирджиния в ужасе подскочила:
— Что случилось?
Она подбежала к нему и отвела его руки ото рта.
— О, Господи, — так и ахнула она. — Что это было? Что случилось?
— Мужик один побил, — объяснил он. — Я его первый раз в жизни видел.
— Я вызову полицию, — сказала она. — Я пошла звонить.
И она двинулась было в коридор.
— Да брось ты это на хрен! — в отчаянии воскликнул он и, опустившись на диван, попросил: — Дай ледяных кубиков.
Она принесла несколько кубиков льда, и он соорудил из них компресс. Лежа на спине, он прижимал лед к верхней челюсти. Вирджиния вытерла струйку ледяной воды.
— Нужно будет идти к зубному, — сказал он.
— Позвонить сейчас?
— Нет. Завтра.
В постель он не стал ложиться — всю ночь пролежал навзничь на диване. Несколько таблеток анацина [157] заглушили боль, но заснуть он так и не смог.
«Что мне делать?» — спрашивал он себя.
157
Анацин(анасин) — болеутоляющие таблетки.
Он вспоминал
В Арканзасе, в детстве, он когда–то, проваливаясь, бегал по снегу. Он помнил длинные веретенообразные деревья без листьев, чащами торчавшие на склонах холмов — все хилые, хрупкие и тем не менее росшие повсюду на нерасчищенной земле. Может быть, они и до сих пор там стоят. Он вспомнил, как однажды поставил на пенек старую глиняную вазу и бросал в нее камни до тех пор, пока она не разлетелась на осколки, и среди черепков оказалась монета, вставленная еще когда глина была мокрой. Очистив монету, он обнаружил, что это двадцатицентовик. За всю свою жизнь — а ему тогда было одиннадцать — ему ни разу не приходилось ни видеть монету в двадцать центов, ни слышать о такой. Он почти два года таскал ее с собой, уверенный, что обладает единственным в мире экземпляром. И вот в один прекрасный день он попытался потратить денежку, а продавец отказался принимать ее, сказав, что она фальшивая, что такой монеты не существует [158] . И тогда Роджер выбросил ее.
158
…обнаружил, что это двадцатицентовик… <…>…что такой монеты не существует… — Серебряные монеты в двадцать центов чеканились в США несколько лет — с 1875 по 1878 годы. При этом лишь в 1875 и 1876 годах они поступали в обращение. 950 монет 1877–1878 годов выпускались для коллекционеров.
Теперь, лежа на спине с прижатым ко рту компрессом, он пытался вспомнить, что же он хотел купить на те двадцать центов. Наверное, конфету. Ну, сейчас ее в любом случае уже не было бы — будь то денежка или конфета.
На следующее утро у него так распухли губы, что он не смог есть. Он попробовал отпить кофе, но боль была невыносимая. И все же он не уходил из–за кухонного стола, сидел и смотрел на чашку и тарелку.
— Тебе нужно к зубному, — сказала Вирджиния. — Тебе даже не поесть, и ты едва говоришь — давай я позвоню.
— Не надо, — отказался он.
— Но что ты собираешься делать?
Большую часть утра Роджер просидел в жалком состоянии в гостиной, ничего не предпринимая, не разговаривая с Вирджинией и даже не думая ни о чем. Сломанные передние зубы совсем разболелись, и после полудня он все–таки разрешил ей спуститься к телефону–автомату. Она долго не возвращалась и наконец, появившись, сказала:
— Едва нашла врача, который сможет посмотреть тебя сегодня. Его зовут доктор Корнинг.
Он прочел адрес — кабинет находился на другом конце города.
Взяв клочок бумаги, он надел пальто.
— Я с тобой, — вызвалась Вирджиния.
— Нет, — покачал головой он.
— Я пойду.
— Нет!
Обойдя ее, он вышел в коридор и направился к лестнице. Но она последовала за ним.
— Ты можешь упасть в обморок, — сказала она. — Я хочу пойти с тобой. Почему ты не хочешь, чтобы я была рядом?
— Иди к черту, — взъярился Роджер. — Ступай обратно, домой.