Шамабад должен гореть!
Шрифт:
— Не обращай внимания. Дурачатся, — сказал я добродушно. — Теперь попробуй забрать сумку.
Вася опасливо нагнулся. При этом он не сводил взгляда с Булата. Потом Уткин тронул сумку. Замер. Буля никак не отреагировал.
— Возьми, — сказал я.
Вася медленно поднял ее сантиметров на тридцать от земли.
— Хватит. Верни на место.
Вася вернул.
— Молодец. Видишь? Он был совершенно спокойным, — улыбнулся я.
— Вижу, — несколько удивленно глянул на Булата Вася, — будто бы другой
— Ты тоже молодец, Буля, — я потрепал пса по холке. Тот, довольно вывалив язык, посмотрел на меня.
— Так, теперь давай все заново.
— Заново? — Нахмурил брови Вася.
— Да. Нужно проделать упражнение до конца.
Вася снова спрятался, и булат получил от меня команду «охраняй». Когда Уткин вернулся и с минутку походил перед Булатом, снова опустился и тронул сумку.
— Охраняй, — повторно приказал я.
Булат немедленно издал низкий угрожающий рык, показал белые клыки. Во взгляде Васи тут же мелькнул страх. Потом Булат гавкнул.
Вася попятился. Погранцы грянули дружным смехом.
— Да ну вас! — Обиженно крикнул им Вася.
— Я ж говорил! «Ваша Милость» надо! — Кричал Синицын.
— Ну! Пальцы-то все на месте? Или за иглой бежать?! — Хохотал Тимощук.
Я похвалил Булата, дал ему кусочек мяса. Потом обратился к развеселившимся пограничникам:
— Ну че, парни, кто следующий?
Они почти разом притихли.
— Следующий? — Не понял Стас.
— Ну да. Надо закрепить успех, — пошутил я, — а Васю мучать я больше не хочу.
Конечно же, «следующий» мне был уже не нужен. Да только раз парни шутили над Уткиным, мне тоже захотелось над ними подшутить.
— Ну так кто? — Я подбоченился, повел по погранцам взглядом.
— Мне… Это… — Не выдержал первым Тимощук, — Сема сказал аккумуляторы перезарядить… Мне идти надо…
— И у меня дела… Мне… Э… — Растерялся Синицын, — В ленинской комнате кое-что надо.
Погранцы с невнятным галдением рассосались. Да так быстро, что оставшийся у изгороди Стас только и успел, что в растерянности покрутить головой.
— Ну че, Стасик, ты последним остался! — Рассмеялся я, — будешь добровольцем?
— Да не… Дела у меня…
— Это какие ж?
— Я… э…
— Стасик! Ты че делаешь?! — Проходил мимо Алим еще с несколькими ребятами. Все несли на плечах лопаты.
— Да я… — Замялся Стас.
— Подсоби! Нам Черепанов приказал подкидать навоз! А то куча от дождя расползлась!
— Во! Во! — Обрадовался Стасик и крикнул мне: — Слыхал?! Я пошел навоз подкидывать!
Он побежал к Алиму с криком:
— Лопату мне!
Мы с Васей дружно рассмеялись. Услышав наш смех, Булат звонко загавкал. Может, среагировал он так на знакомые наши голоса, может, на громкие звуки. А может, ему и самому стало смешно.
—
На следующий день, после веселья с Булатом и Васей, застава построилась на боевом расчете. Все мы стояли смирно, слушали, что расскажет нам начзаставы.
Он застыл перед нами в привычной уже компании Черепанова. Однако теперь, по левую руку от Тарана был новый человек.
Худощавый, но высокий черноволосый парень лет двадцати трех, внимательно осматривал свой теперешний личный состав. У него было светлокожее скуластое лицо и темные, контрастирующие с ним ореховые глаза. А еще крупноватый нос с горбинкой и едва заметно скошенный подбородок.
— Прошу любить и жаловать, — продолжал Таран, — Михаил Григорьевич Пуганьков. С сегодняшнего дня он будет служить на Шамабаде в должности замполита. Товарищ лейтенант, вы хотели обратиться к личному составу?
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — кивнул Пуганьков и выступил на шаг вперед. — Здравствуйте, товарищи бойцы!
Строй ответил ему воинским приветствием.
— Я лично не знал товарища Строева, — продолжал он, — но весьма наслышан о нем, как об очень смелом человеке. О человеке, который добросовестно нес свою службу на этой заставе. Отдавался целиком и полностью нелегкому воинскому делу…
— Готовился, видать, — шепнул мне Стас, — речь писал.
— Видать, — пожал плечами я.
Пуганьков, вместе с супругой прибыли на заставу сегодня в полдень. Я не видел, как они приехали, потому как нес в этот момент службу в дозоре.
Но когда вернулся, тотчас же услышал разные «разговорчики», что побежали между пограничниками. И касались они в большей степени не самого Пуганькова, а его жены.
Молодую девушка восемнадцати лет, по имени Светлана, я увидел на заставе, почти сразу, как сдал оружие после наряда.
Если супруга Тарана редко выходила из квартиры и занималась в основном домашним хозяйством и дочерью, бездетная Света сразу показала себя совершенно другим человеком.
Высокая и стройная блондинка, она весело болтала с бойцами, когда те показывали ей хозяйство и окрестности заставы.
Светлана явно была городской и щеголяла в приталенном красненьком пальтишке с пояском и высоких сапогах на каблуке. Она беспрестанно хихикала и шутила с пограничниками. А иногда позволяла себе с солдатами то, что можно было бы расценить, как заигрывания.
Пусть, кому-то другому такое поведение могло показаться невинным, но у меня оно почти сразу вызвало определенную неприязнь. Я сразу понял — вертихвостка эта Света.