Шамабад должен гореть!
Шрифт:
Вавилов не ответил и ему. Только надев шапку, выскочил вон из столовой. Удивленный Тоха посмотрел ему вслед. Обернулся к погранцам и встретился с кем-то из них взглядом. Пожал плечами.
— А чего я такого сказал-то? — Обидчиво развел руками Стас.
— Он как с цепи сорвался, — пробурчал Вася Уткин. — Понимаю, горе у него. Но товарищи-то при чем?
— Не обращайте внимания, — сказал я, откладываю ложку, — и уж тем более, не держите на него зла. Потом сам поймет, что был неправ.
Минут
Начотряда уехал минут тридцать назад. Клима Вавилова мы не видели. Не знали, чем он сейчас занимался, хотя Стас еще не раз упоминал его имя сегодня. Я видел, что Алейников остался в обиде на системщика.
— Стас! Стас, Саша, подождите!
Мы обернулись. Ребята из наряда, шедшие перед нами, тоже замерли и посмотрели назад. Увидев, что дело их не касается, отправились дальше.
— Сашка, не задерживайтесь, — только крикнул мне Мартынов, шедший сегодня старшим.
— Порядок, Вить. Две минуты и будем.
Сержант кивнул мне, и четверо пограничников отправились в оружейку.
К нам трусцой бежал Клим Вавилов. Приблизившись, он несколько замедлил шаг, как бы в нерешительности. Потом все же решился подойти.
В свете заставского фонаря я увидел, что что-то в образе Вавилова поменялось. Спустя пару секунд, до меня дошло, что именно. Клим улыбался. А улыбающимся его не видели уже очень давно.
Лицо рядового просветлело. Глаза наполняло настоящее счастье.
— Саша, Стас, я извинится хотел, — несмело начал он.
Мы со Стасом переглянулись. Лицо Алейникова удивленно вытянулось. Я только улыбнулся.
— Знаете, зачем приезжал начотряда? — Торопливо начал Клим.
Казалось, ему натерпелось нам что-то сообщить.
— Зачем же? — Спросил я.
— Извиниться передо мной лично. И он извинился. За то, что похоронку мне по ошибке прислали!
— По ошибке? — Удивился еще больше Стас.
— Да, — радостно покивал Клим. — Отец мой живой. В плену сейчас у душманья. Но послезавтра его поменяют. Поменяют, представляете? Духи за него назначили цену в троих своих. Ну и наши согласились. Таран поручил мне быть в конвое, когда душманов по нашему участку повезут.
— Я рад за тебя, Клим, — сказал я и положил ему руку на плечо.
— Спасибо! — Разулыбался Клим. Потом помрачнел. — Простите. Простите, что я на вас сорвался. Злоба во мне клокотала, что сил никаких не было. Злоба и печаль. Сейчас я понимаю, что вы были невиноваты. Это я дурак, выместил на вас свою злость.
— Главное, что ты все понял, — сказал я с доброй ухмылкой.
— Ну… — Клим несмело опустил глаза, — ну так че? Прощаете меня, дурака?
— Ну что, Стас? —
Стас тоже улыбнулся.
— Иди сюда, дубина стоеросовая! — Сказал он и полез к остолбеневшему от неожиданности Климу обниматься. Похлопал по спине. При этом он повторял ему: — Рад, рад, что твой папка живой!
Они расцепились, и я увидел, как у Вавилова блестят глаза. Да только теперь он не старался их от меня спрятать.
— Скоро твой отец уже будет дома, — сказал я, пожимая его шершавую руку, — уже скоро.
— Да, — покивал Клим, — уже скоро я его увижу. Живого. И… И спасибо вам, что зла не держите. Ну… Ну вам пора. Служба не ждет.
— И правда, не ждет, — Сказал я с улыбкой. — Ну что, Стас, пошли?
— Стойте! — Крикнул Клим, и мы обернулись. — А Вася где? Мне перед ним тоже извиниться надо!
Офицерский танк угрожающие рокотал двигателем. Он, как и раньше, располагался на футбольном поле. Экипаж суетился внутри. То и дело, кто-то из танкистов, показывался из люка. Кричал что-то своим, но сквозь гул мощного танкового двигателя, разобрать их переговоры было невозможно.
Танк обратил длинный ствол своего оружия к кишлаку Комар. Это был тот самый день, когда в кишлаке творились беспорядки. Однако я не знал, что он совпадет с датой обмена пленными.
Обмен должен был проходить на правом фланге, в узком месте Пянджа. Обеспечивали его силами заставы резерва отряда, а наши шли в конвое.
Таран тоже должен был присутствовать на обмене, но когда часовой заставы с вышки сообщил о стрельбе в кишлаке, шеф вернулся на Шамабад, чтобы разобраться во всем сам.
Решили пальнуть учебным снарядом, чтобы афганцы чуть-чуть притихли. Ну и огонь вести надо было из офицерского танка, чтобы не демаскировать остальную пару, стоящую в своих капонирах.
— Говоришь, это может быть частью подготовки к нападению?! — Перекрикивая гул мотора, спросил Таран.
— Так точно!
Я, шеф и замполит тоже были у танка. Мы с Тараном стояли рядом с машиной, а Пуганьков, как оказалось, поклонник разной военной техники, болтал о чем-то с механиком-водителем прапорщиком Ломовым.
— И почему ты так думаешь, Саша? — Спросил Таран, посмотрев на меня.
— После того раза с прокаженным, в кишлаке было тихо-мирно. А теперь пошло-поехало: сначала переброска оружия через Пяндж, потом записка, теперь стрельба и суета в кишлаке. Я думаю, товарищ старший лейтенант, случайности неслучайны. Все это — какая-то подозрительная активность на границе. Какая-то подготовка.
— Чтобы они там ни затеяли, они выбрали плохое время в кишлаке безобразничать, — задумчиво сказал Таран.