Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2
Шрифт:
За эти годы его «группа четыре» окрепла и процветала, ее операции оставались тайной, большинство из них не были известны даже Армстронгу. Он посмотрел на англичанина и улыбнулся.
– Без них я был бы мертв.
– Я тоже, вероятно. Я чертовски перепугался, когда этот ублюдок Джанан сказал: «Даю вам день и ночь в счет былых заслуг». Эта сволочь никогда бы меня не выпустила живым.
– Верно.
В нескольких километрах под ними земля была покрыта глубоким снегом, и самолет уже летел высоко над горами, перелет до Тебриза занимал не больше получаса.
– Что насчет Ракоци? Ты веришь, когда Пахмуди говорит, что он сбежал?
– Конечно,
– Маловероятно. Я бы сказал, невозможно.
– Он сейчас скорее всего в советском посольстве, если уже не мертв. Советы захотят узнать, что он нам рассказал… мог бы он им что-то сообщить?
– Сомневаюсь, он был уже на краю. – Армстронг покачал головой. – Сомневаюсь. Что ты будешь делать теперь, когда снова стал мистером Большим Боссом? Скормишь Пахмуди еще что-нибудь из информации русского за эти тридцать дней… если он еще будет жив через тридцать дней?
Хашеми натянуто улыбнулся и ничего не ответил. Я еще не твой мистер Большой Босс, я даже не в безопасности, пока Пахмуди не будет гореть в аду – вместе со многими другими. Возможно, мне еще придется воспользоваться твоим паспортом. Армстронг передал ему документ перед отлетом. Хашеми его очень тщательно проверил.
Потом он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, наслаждаясь роскошью и удобством частного реактивного самолета, который был уже над Казвином, всего в пятнадцати минутах лета от Тебриза. Но дремать не стал. Он потратил это время, раздумывая, что ему делать с САВАМА, Пахмуди и Абдоллой-ханом и что ему делать с Робертом Армстронгом, который слишком много знал.
Хашеми продолжал разглядывать «роллс» в иллюминатор салона, такой большой, безупречный, доступный в собственность столь немногим на этой земле. Клянусь Аллахом и Пророком, какое богатство, думал он, с ошеломленным благоговением взирая на это свидетельство положения и могущества хана. Какая сила у этого человека, если он так бесстрашно тычет своим автомобилем в лицо комитетам. И мне. Согнуть Абдоллу-хана будет нелегко.
Он понимал, что здесь, в самолете, их положение опасно уязвимо – они будут удобной мишенью, если Абдолла прикажет своим людям открыть по ним огонь. Но он отмел эту возможность, уверенный, что даже Абдолла-хан не осмелится на такое открытое убийство трех неверных и одного самолета, и его, Фазира. Однако на случай, если хан все-таки подготовил «несчастный случай», две команды «группы четыре» были уже в пути, двигаясь по дорогам, одна чтобы расправиться лично с Абдоллой, другая – с его семьей. Остановить их может только условный код, который он должен назвать им лично. Он улыбнулся. Однажды Роберт Армстронг рассказал ему, что в старые времена китайским наказанием для важного лица была «смерть – и смерть всех его поколений».
«Мне это нравится, Роберт, – сказал он тогда. – В этом чувствуется стиль».
Он увидел, как передняя дверца машины открылась. Ахмед вышел из нее, как-то странно держа свой автомат, потом шагнул к задней дверце и открыл ее для Абдоллы.
– Первый раунд за тобой, Хашеми, – произнес Армстронг и прошел вперед, как они договорились. – Хорошо, капитан. Мы управимся как можно быстрее.
Оба пилота с неохотой выбрались из тесной кабинки, надели свои
– Салам, ваше высочество, мир вам, – тепло произнес Хашеми, приветствуя его у двери в салон – уступка, которую Абдолла тут же заметил.
– И вам, ваше превосходительство полковник. – Они пожали руки. Абдолла прошел мимо него в салон, не сводя глаз с Армстронга, и сел в ближайшее к выходу кресло.
– Салам, ваше высочество, – произнес Армстронг. – Мир вам.
– Это мой коллега, – сказал Хашеми, усаживаясь напротив хана. – Англичанин, Роберт Армстронг.
– Ах да, его превосходительство, которое говорит на фарси лучше моего Ахмеда и знаменито своей памятью – и жестокостью. – Позади него Ахмед задернул тяжелую занавеску на наружной двери и встал спиной к кабине пилотов на страже, держа автомат наготове, но так, чтобы это не выглядело невежливо. – А?
Армстронг улыбнулся.
– Это просто полковник так приятно выразился, ваше высочество.
– Я не согласен. Даже в Тебризе мы слышали про эксперта Специальной службы, двенадцать лет служившего шаху, гончего пса для его гончих псов, – пренебрежительно произнес Абдолла на фарси. Улыбка исчезла с лица Армстронга, и они с Хашеми оба напряглись при подобном вопиющем проявлении дурных манер. – Я прочел ваш послужной список. – Он обратил свои черные глаза на Хашеми, совершенно уверенный, что его план сработает: Ахмед убьет их по его сигналу, тайно заминирует самолет, прикажет пилотам вернуться в кабину, за чем последует поспешный взлет и смерть в огненном вихре – никак не связанная с ним, на все воля Аллаха, а он сам после такой замечательной беседы, во время которой он обещал «полную поддержку центрального правительства», будет переполнен скорбью.
– Итак, ваше превосходительство, – сказал он, мы снова встретились. Что я могу для вас сделать – я знаю, вы у нас, к сожалению, совсем ненадолго.
– Возможно, ваше высочество, дело в том, что я могу для вас сделать? Мо…
– Ближе к делу, полковник, – резко оборвал его хан, переходя на английский; он был совершенно уверен в себе. – Мы с вами знаем друг друга, мы можем обойтись без лести и комплиментов и сразу перейти к делу. Если бы у вас хватило любезности сесть ко мне в машину, одному, я чувствовал бы себя более уютно, мы могли бы побеседовать вольготно, не торопясь. А сейчас – к делу!
– Я хочу поговорить с вами о вашем контролирующем, генерал-полковнике Петре Олеговиче Мзитрюке, – произнес Хашеми так же грубо, но внезапно похолодев от страха, что угодил в ловушку и что Абдолла является тайным сторонником Пахмуди, – и о вашей долгой связи с КГБ через Мзитрюка, проходящего под кодовым именем Али Хой.
– Контролирующий? Какой еще контролирующий? Про кого вы говорите? – услышал Абдолла-хан собственный голос, в то время как рассудок вопил: ты не можешь этого знать, это невозможно, невозможно. И сквозь частокол ударов собственного сердца он видел, как рот полковника открылся и стал произносить другие вещи, от которых стало еще хуже, гораздо хуже, и самое худшее из всего, что он понял, в клочья разодрало его прекрасный план. Если полковник говорит о подобных секретах так открыто, в присутствии этого иностранца и Ахмеда, то эти секреты записаны где-то еще, в безопасном месте, откуда они в случае «трагического происшествия» попадут в Революционный комитет и к его врагам.