Шаман
Шрифт:
Акцент у старика оказался не слишком сильным.
— Приветствую тебя, господин, — продолжал Огерн. — И прошу прощения, потому что подумал, что я попал в храм Ломаллина.
— Так оно и есть, только здесь мы зовем его Ранолом. Но он тот же самый зеленый бог, защитник человечества, покровитель всех юных народов.
— А ты — здешний жрец?
— Я служу Ранолу. — И старик вгляделся в лицо Огерна. — Не называй меня жрецом, ибо я не наделен никакой особой властью и силой — их у меня не больше, чем у
— В этом у меня нет нужды, хвала Ломаллину. Но может быть, ты не откажешься, если я стану звать тебя мудрецом?
— Вот в этом есть доля истины, — отозвался старик. — Ибо я умудрен в учении Ломаллина, хотя не стал бы утверждать, что мне ведомо больше, чем любому другому человеку. Я бы предпочел, чтобы ты просто называл меня по имени, а зовут меня Нориль. Рад, что ты заглянул сюда, молодой человек. Теперь мало кто заходит в храм Ранола.
— Да, вижу, — кивнул Огерн. — Улаган похитил вашу общину, и не сомневаюсь, сделал он это нарочно. Значит, весь ваш город поклоняется ему?
— Печально, но это так, — вздохнул Нориль. — Уж лучше бы мы так не богатели, ведь я вижу, что вместе с нашим богатством растет поклонение Улагану.
— А я видел, что многие из горожан рыбачат, чтобы добыть себе средства на жизнь, — заметил Огерн. — Они-то стали богатыми или нет?
— О да, потому что им есть кому продать свой улов — теперь в городе две-три тысячи торговцев.
— Две-три тысячи? Так много?!
— Да, — подтвердил Нориль. — Большинство из жителей города так и остались рыбаками, но в основном город богатеет за счет больших складов, выстроенных в порту, — там торговцы меняют наши товары на те, которые свозят в Кашало со всего света.
— Я видел, как люди с севера отдавали звериные шкурки и янтарь за золотые бусины, — кивнул Огерн. — Но что толку от этих бусин холодной северной зимой?
— От самих бусин — никакого, ты прав, но прежде чем эти люди покинут Кашало, они наведываются на склады и там купят за эти бусины медные кастрюли, ткани, даже специи, которые привозят с востока, бронзовые наконечники для копий и стрел, сушеные фрукты и снадобья с юга. Так что не волнуйся, за шкурки и янтарь твои северяне получат хорошие товары.
— Что ж, в этом я не вижу никакого вреда, наоборот, это очень хорошо, — неторопливо проговорил Огерн. — Хорошо, когда торговля честная и устраивает обе стороны.
— Главная торговля идет на складах, — продолжал пояснения Нориль. — Наши купцы берут товары у торговцев из Восточного моря в обмен на товары, производимые в Кашало, или покупают их за золотые бусины, — это для нас дело новое, его завезли сюда купцы с востока. Я бы сказал, что это полезно, потому что золотом можно все оценить.
Огерн понимающе кивнул.
— Значит, даже если вашим купцам нечего предложить торговцам
— Именно так, — подтвердил Нориль. — На самом деле иноземные торговцы прежде всего предпочитают менять свои товары на золото, а потом отправляются на поиски тех товаров, которые им потребны. Ведь куда легче носить с собой пригоршню золотых бусин, чем мешки с товарами.
— Но разве бусины не легче похитить?
— Это верно, и к тому же ими можно уплатить за изысканную еду и питье, за развлечения — нечто такое, чего не увезешь домой. Поэтому иноземным торговцам приходится хорошенько приглядывать за своим золотом, если они не хотят вернуться домой с пустыми карманами.
— А те товары, которые нужны им, привозят со Срединного моря?
— Да. Наши предки облагодетельствовали нас больше, чем, наверное, думали сами, когда догадались выстроить рыбацкую деревушку между двумя морями. Так что примерно через неделю после торговцев с Восточного моря к нам прибывают торговцы со Срединного моря — южане и люди с запада.
— А с севера — нет?
— Нет… Северяне обычно спускаются к Кашало по Великой Реке. Но и они приходят сюда и меняют свои товары на южные и восточные.
— Ясно. Или на золото, если тех товаров, которые им нужны, покуда нет, — понимающе проговорил Огерн. — Но ваши склады так велики, что что-нибудь там всегда найдется.
— Это точно. Потому торговцам с востока не нужно тратить много времени в порту. Да не только им, а всем остальным тоже. У них появляется свободное время, они могут больше ходить по городу.
— Да, пожалуй, эти ваши склады — замечательное изобретение!
Нориль кивнул.
— Так что если наши торговцы от каждой сделки немного берут себе, кто же их за это осудит? Уж конечно, они имеют на это право. Вот, правда, эти развлечения…
— Назови их лучше пороками — ведь я понимаю, о каких развлечениях ты толкуешь! — немного пренебрежительно проговорил Огерн. — Я видел вашу улицу Красных Фонарей и знаю, что она так называется, потому что там над каждой дверью висит фонарь. Но почему?
Нориль вздохнул.
— Женщины зажигают фонари с наступлением темноты, чтобы проходящие по улице мужчины видели их, стоящих в дверном проеме и старающихся завлечь посетителей — тех, кто готов заплатить за то, чтобы дотронуться до них, и даже больше…
— На самом деле? Женщины готовы на такое ради золота? — шепотом выговорил Огерн, понимая, что глупо вытаращил глаза, но не мог с собой ничего поделать. Кроме того, у него противно засосало под ложечкой.
Нориль ответил ему:
— Так много бедных женщин, которые согласны разделить ложе с мужчиной за одну-единственную монетку.