Шаман

Аксенов Даниил Павлович

Теперь уже он не вспоминал содержание романа - размышления иного рода одолевали его. Они были о Хелене. Не думать о ней не получалось. Глаза смотрели на текст книги, руки переворачивали страницы, но мысленно он был с этой девушкой, вспоминая ее смех и ласковый взгляд, который так редко бывал обращен к нему.

Станислас не знал, сколько времени он провел за этим своеобразным чтением. Очевидно, что книга не выполнила возложенной на нее функции, не вернула его чувства к детским годам, но лишь мешала думать о самом важном для него человеке. Он уже хотел было решительно и окончательно отложить книгу в сторону, как что-то произошло.

Его глаза закрылись помимо его воли. Голова опустилась на подушку. Сначала молодой человек подумал, что проваливается в один из своих внезапных и уже обычных снов, но почти сразу понял, что все не так. Это

действительно был сон, но он отличался от предыдущих. Как только ощущение реальности оставило Пенске, он осознал себя в другом месте. Место отличалось от всего, где он бывал ранее, как во сне, так и наяву. Станисласу казалось, что он все еще находится в комнате... точнее, внутри скелета комнаты. Создавалось впечатление будто какой-то художник сделал набросок стен, потолка, пола, всего дома в целом, а некий безумный строитель сумел это воспроизвести в жизни. Комната была и не была. Она состояла из пересекающихся небрежных линий, обозначающих углы. Точно так же выглядели и предметы обстановки. Напротив стоял словно нарисованный карандашом шкаф, а сам Станислас лежал на такой же нарисованной кровати. К его удивлению, он точно знал, что все еще лежит там, но сам себя не видел. Не видел ни рук, ни ног... ничего, что видит обычно нормальный человек. Возникало странное ощущение, словно он воспринимает нарисованную комнату и предметы обстановки всем своим телом. Пенске никогда не думал, что можно смотреть всей поверхностью тела. Он чувствовал одновременно все: то, что сзади, спереди, по бокам, сверху и снизу. Более того: он мог видеть сквозь серое подобие стен. За этими стенами мелькали какие-то неясные тени. Они были быстры, не предоставляя ни малейшей возможности рассмотреть себя.

Пенске как губка впитывал новые ощущения. Его чувство времени, даже если оно и было, дало сбой еще до того, как он погрузился в сон. Разглядывая нарисованную комнату, он мог провести пять минут, а мог - и целый час. Однако новизна не утомляла. Станислас был способен еще долго любоваться окружающим. Но его внимание отвлекла очередная тень. Она не только появилась слишком близко от его комнаты, но, постоянно бросаясь в разные стороны, постепенно приближалась к ней. Несмотря на то, что тень подходила все ближе и ближе, не было никакой возможности рассмотреть ее. Казалось, что она вращается вокруг своей оси. Точнее - вокруг всех своих возможных осей одновременно. Тень представляла из себя сгусток непрерывно двигающегося темно-серого тумана. Внимание Пенске сосредоточилось лишь на ней. Он видел, как она подплывает к нему. Вот тень достигла стен его комнаты, преодолела их без всякой задержки, приблизилась еще немного, метнулась в сторону, приблизилась опять. Скоро, даже очень скоро, она подлетела вплотную к кровати. Станислас не сводил с нее глаз, если, конечно, у него они были в данный момент. Тень немного повисела рядом с кроватью, а потом, совершив резкий прыжок, вместилась в него. Пенске знал, что это слово - единственно верное. 'Вместилась'. Не вошла в него, не совместилась с ним, а именно 'вместилась'. Впрочем, это знание пришло последним. Сон прервался. Но не сон вообще, а сон о серой нарисованной комнате и быстрых тенях. Станислас вновь очутился в привычной обстановке - на белом поле, где небо покрыто всполохами. И старик не заставил себя ждать. Он появился немедленно в своем странном одеянии, белой шубе мехом внутрь, расшитой какими-то узорами. Его вид был, как обычно, грозен и нелеп.

– Глупец! Ты не послушал меня!
– загрохотал он, - Ты не сбежал!

– Нет, не сбежал, - согласился Станислас, по-прежнему не ощущая никакого страха перед этим стариком.

– Да и зачем бежать? Мне непонятно, - добавил он.

– Глупец!
– повторил старик. Его слова буквально вибрировали в воздухе, - Твои дни сочтены! Ты сам выбрал свою судьбу! Но тебе повезло в одном! В Первом!

– В первом?
– переспросил Пенске.

– В Первом, - эхом отозвался старик, - Твой Первый - Воин! Он поможет тебе прожить чуть дольше!

Глава 2. Француз.

Пробудившись, Станислас еще некоторое время лежал, размышляя о странном сне. Ничего подобного с ним еще никогда не было. Обычно сны вспоминаются фрагментарно, причем часто создается впечатление, что пытаешься вспомнить что-то, что видел словно через густой туман. Образы, сохранившиеся в памяти, расплываются, подменяясь сходными воспоминаниями, взятыми из реальной жизни. Этот сон, как и предыдущие, был исключением.

Пенске помнил совершенно все до мельчайшей черточки, пусть даже и нарисованной 'карандашом'. Интересно, что во время сна он не испытывал сильных эмоций. Случись с ним такое в настоящей жизни, несомненно, результатом была бы паника. Но в том сне все эмоции были почему-то приглушены. Такое бывает, когда человек наблюдает за чем-то далеким, что никак не касается ни его лично, ни близких ему людей. Причем, человек твердо знает, что не касается не только сейчас, но и не коснется в дальнейшем.

Подумав некоторое время, Станислас пришел к выводу, что все равно ничего не понимает. По крайней мере, сейчас. Что это за сны? Почему они стали приходить к нему так внезапно? Есть ли связь между ними и его странной слабостью? Он не знал. Однако, размышляя обо всем этом, почувствовал, что очень проголодался. Это было хорошо и плохо одновременно. Хорошо - потому, что всю последнюю неделю есть не хотелось совершенно, а плохо - потому, что еды в доме нет, нужно идти в магазин. Пенске не был уверен, что сможет добраться до магазина в его состоянии.

Он попытался сесть в кровати. К изумлению, это легко удалось. Он больше не чувствовал слабости! Обрадовавшись, Станислас быстро соскочил с кровати и встал на ноги. Да, все верно. Слабости больше нет. Его тело было послушно так же, как и прежде. Для того, чтобы развеять всякие сомнения, он присел пару раз, а потом, опустившись на пол, сделал несколько отжиманий. Все было в полном порядке. Он снова мог бегать, прыгать, ходить по магазинам и... провожать Хелену.

Мысль о девушке мелькнула в голове сразу же, когда он понял, что слабость исчезла. Метнувшись к телефону, Станислас взял его в руки и поднял крышку. На губах мужчины уже появилась привычная легкая улыбка, когда он начал набирать номер, чтобы сообщить Хелене, что все в порядке. Он уладил дела и теперь может проводить ее. Кнопки снова приятно зазвенели, но, начав набирать номер, Станислас остановился. Помедлив пару секунд, он снова захлопнул крышку и положил телефон на тумбочку. У него не было никакой уверенности, что слабость не вернется опять. А если это случится, то хорош же он будет! Одно дело - просто не согласиться на встречу (мало ли какие у него могут быть планы, начиная от посещения дня рождения любимой бабушки). Но совсем другое - отказаться от уже повторно согласованного свидания с девушкой, которая и так идет на встречи с ним нечасто. Будь отношения с Хеленой устойчивые, это не обеспокоило бы его так сильно. Но сейчас следовало соблюдать осторожность.

Решив немного подождать с общением по телефону, Станислас начал собираться в магазин. Температуру на улице он привык определять очень просто - с помощью высунутой в форточку руки. Так сделал и на этот раз. Погода требовала куртки. Это было хорошо. У Пенске оставалась лишь одна выглаженная рубашка, которую он хотел приберечь на какой-нибудь крайний случай. Поэтому сняв с вешалки чистую, но мятую после стиральной машины рубашку, он надел ее на себя. Под вязаным жилетом и демисезонной курткой она все равно не будет заметна.

Одеваясь, он продолжал радоваться тому, что слабость исчезла. Все еще переполняемый эмоциями, выскочил на лестничную площадку, захлопнул дверь и вскачь понесся вниз. Станислас жил на четвертом этаже, поэтому принципиально не пользовался лифтом. Он редко занимался в тренажерном зале и считал, что постоянные восхождения на свой этаж могут это хоть как-то компенсировать.

Достигнув двери подъезда, Станислас резко сбавил скорость. Он уже давно не походил на мальчика. В его возрасте, пусть все еще молодом, бегать по улицам без существенных причин как-то неприлично.

Неторопливо выйдя на улицу, Пенске направился в сторону магазина. Тот располагался неподалеку. Нужно было сразу повернуть налево, выйти со двора, свернуть еще раз налево и идти два квартала. Магазин будет там.

Станислас жил в старом городе. Так назывался центр столицы. Многие здания, расположенные там, были построены не один век назад. Их архитектура довольно сходна. Трех-четырехэтажные дома из старинного красного кирпича были отделены друг от друга небольшими двориками-парками. Их крыши иногда заканчивались прямоугольными башенками с округлыми куполами. На многих, кто был знаком с западно-европейским и восточно-славянским стилями, их смешение производило глубокое впечатление. Но это было обычно для Рушталя, государства с богатой историей, которое располагалось в Восточной Европе и граничило с Украиной, Польшей и Словакией.