Шаманизм. Архаические техники экстаза

Элиаде Мирча

У тех же васюганцев есть и другая методика: шаман садится в самом темном углу дома и начинает играть на гитаре. В левой руке он держит специальную ложку, служащую также средством гадания. Вот он призывает своих духов-помощников, всего их семь. Он отправляет своего могучего посланца, "Строгую женщину с палкой", чтобы она полетела и созвала его помощников. Помощники представляются по очереди, и он начинает в песне рассказывать об их путешествиях. "Из небесных стран Май-юнк-кана ко мне отправили дочерей Май-юнк-кана: я слышу, как они прибывают с шести сторон Земли, я слышу, как Лохматый Зверь Большой Земли (= Медведь) приходит из первой подземной страны и достигает вод другой страны" (в этот момент он начинает шевелить ложкой). Таким же способом описывается прибытие духов из второй, третьей и так до шестой небесных стран, и каждое прибытие показывается ложкой. После этого предстают души из различных небесных стран. Они вызываются по очереди с каждого направления: "Из небесной страны самоедов, пастухов северных оленей; из небесной страны народов Севера; из города самоедских принцев-духов с их супругами и т. д.". Начинается диалог между шаманом и всеми духами, говорящими устами шамана. Эта сцена продолжается весь вечер.

В следующий вечер происходит экстатическое путешествие шамана в обществе духов-помощников. Аудитория подробно информируется о перипетиях этого трудного и опасного похода: он напоминает путешествие, в которое шаман отправляется, когда сопровождает на Небо душу жертвенного коня. [701] Речь

не идет об «одержимости» шамана духами-помощниками. Как замечает Карйалайнен, [702] эти духи шепчут на ухо шаману точно так же, как «птицы» вдохновляют эпических бардов. "Дыхание Духов переходит в мага", говорят северные остяки; их дыхание «касается» шамана, говорят вогулы (там же).

701

Karjalainen, ibid., p. 310–317.

702

Ibid., p. 318.

У угров шаманский экстаз является не столько трансом, сколько "состоянием вдохновения": шаман видит и слышит духов; он пребывает "вне себя", поскольку в экстазе путешествует в дальние страны, но это не бессознательное состояние. Это вдохновенный визионер. Фундаментальным переживанием, однако, является переживание экстатическое, а главным средством его достижения, как и во многих других регионах, остается музыка. Интоксикация путем употребления в пищу грибов также вызывает контакт с духами, хотя и грубым и пассивным способом. Но, как мы уже заметили, эта шаманская техника представляется поздней и заимствованной. Интоксикация механически, разрушительным образом воспроизводит «экстаз», "выход из себя": она пытается наследовать более раннюю модель, относящуюся к другому уровню представлений.

У енисейских остяков исцеление включает два экстатических путешествия: первое из них является как бы беглой разведкой, а во время второго, в состоянии транса, шаман проникает далеко в потусторонний мир. Обычно сеанс начинается с вызова духов, по очереди загоняемых в бубен. Все это время шаман поет и танцует. Когда духи прибыли, он начинает подпрыгивать: это значит, что он оставил землю и возносится к облакам. В определенный момент он вскрикивает: "Я нахожусь очень высоко и вижу Енисей на расстоянии ста верст!" По дороге он встречает других духов и рассказывает зрителям обо всем, что видит. Затем, обращаясь к духу-помощнику, который несет его в пустоте, он кричит: "О, моя маленькая муха, вознеси меня еще выше, я хочу видеть еще дальше!.." Через некоторое время шаман, в окружении духов, возвращается в юрту. Вероятнее всего, он не нашел душу больного или увидел ее очень далеко, в стране умерших. Чтобы достигнуть ее, шаман снова начинает свой танец и танцует, пока не достигнет транса; тогда он оставляет свое тело и, уносимый духами, переходит в другой мир, откуда, наконец, возвращается с душой больного. [703]

703

A. Ohlmarks, Studien zum Problem des Schamanismus, p. 184 — цитирует А. И. Анучина, Очерк шаманства у енисейских остяков, Санкт-Перербург, 1914, с. 28–31; см. также B. D. Shimkin, A Sketch of the Ket, or Enissei Ostyak, p. 169 sq. Обо всем, что касается культурной истории этого народа, см. Kai Donner, Beitrage zur Frage nach dem Ursprung der Jenissei-Ostjaken. О шаманизме у сойотов, населяющих долину Енисея, см. V. Dioszegi, Der Werdegang zum Schamanen bei den Nordostlischen Sojoten, "Acta Ethnographica", VIII, Budapest, 1959, p. 269–291; id., Tuva Shamanism, "Acta Ethnographica", XI, Budapest, 1962, p. 143–190.

В отношении лапландского шаманизма мы ограничимся простым упоминанием, поскольку он перестал существовать еще в XVIII веке, а кроме того, влияние скандинавских мифологий и христианства, которое мы отчетливо видим в лапландских религиозных традициях, диктует нам их изучение в рамках религиозной истории Европы. Согласно авторам XVII века и подтверждающим их фольклорным источникам, лапландские шаманы в совершенно обнаженном виде — как и у многих других арктических народов — впадали в настоящие каталептические трансы, во время которых душа, как считается, нисходит в Ад, чтобы сопровождать умершего или найти душу больного. [704] Это нисхождение в Страну Теней начиналось с экстатического путешествия на Гору, [705] как у алтайцев; как известно, гора символизирует космическую ось и поэтому находится в "Центре Мира". Лапландские маги по сей день вспоминают чудеса своих предков, которые могли летать по воздуху и т. п. [706] Сеанс включал песни и призывы к духам; бубен — изображения на котором, как уже отмечалось, подобны рисункам на алтайских бубнах — играл значительную роль в достижении транса. [707] Были попытки объяснить скандинавский сеидр заимствованием из лапландского шаманизма. [708] Но, как мы увидим позже, религия древних германцев сохранила достаточно много элементов, которые можно считать «шаманскими», но по поводу которых не обязательно ссылаться на влияние лапландской магии. [709]

704

A. Ohlmarks, Studien zur Problem des Schamanismus, p. 34, 50, 51, 176 sq. (спуск в Преисподнюю), 302 sq., 312 sq.

705

H. R. Ellis, The Road to Hel: a Study of the Conception of the Dead in Old Norse Literature, Cambridge, 1943, p. 90.

706

A. Ohlmarks, op. cit., p. 57, 75.

707

Mikhailowski, Schamanisme in Siberia, p. 144. О гадании с помощью бубна ibid., p. 148–149. О сегодняшнем лапландском маге и его фольклоре см. T. I. Itkonen, Heidnische Religion und spaterer Aberglaube bei den finnischen Lappen, p. 116; об обрядах магического исцеления см. J. Quigstad, Lappische Heilkunde, Oslo, 1932; R. Karsten, The Religion of the Samek, p. 68.

708

J. Fritzner (Lappernes Hedenskap og Trolddomskunst) уже в 1877 году, а позже D. Stromback, Sejd. Textstudier i nornosk religionshistoria, Stockholm-Kopenhague, 1935); см. обсуждение этого тезиса в Ohlmarks, Studien, p. 310–350.

709

Венгерский шаманизм вызвал интерес психоаналитика и этнолога Гези Рохейма (Gezy Roheim), который за два дня до смерти опубликовал свой "Венгерский шаманизм" (Hungarian shamanisme); та же проблема затронута и в его посмертном труде "Венгерская и вогульская мифология" (Hungarian and Vogul Mythology, "Monographs of the American Etnnological Society", XXIII, New York, 1954; см. особенно p. 8 sq., 48 sq., 61 sq.). Рохейм считает азиатское происхождение венгерского шаманизма явным. "Весьма любопытно, что его самые поразительные параллели мы находим у самоедов, монголов (бурятов), северных тюркских племен и лапландцев, а не у угров (вогулов и остяков), родственных мадьярам" (Hungarian shamanisme, p. 162). Как хороший психоаналитик, Рохейм не мог удержаться от соблазна объяснить полет и вознесение фрейдовским способом: "…сон о полете является

эрекционным сном, [то есть] в этих снах тело представляет пенис. Наш гипотетический вывод состоит в том, что сон о полете является центральным элементом шаманизма" (курсив Рохейма, ibid., p. 154). Рохейм утверждает, что "не существует никакого прямого доказательства того, что тальтос (венгерский шаман) впадает в транс" (ibid., p. 147). Диошеги (Dioszegi) в своем исследовании "Остатки шаманизма в венгерской народной культуре" (Die Uberreste des Schamanismus in der ungarischen Volkskultur, "Acta ethnografica", VII, Budapest, 1958, p. 122) прямо оспаривает это утверждение. В этой статье автор приводит резюме обширно документированной книги, посвященной той же проблеме и опубликованной на венгерском языке (A samanhit emleki a magyar nepi muveltsegben, Budapest, 1958). Диошеги показывает, насколько венгерский тальтос отличается от внешне похожих персонажей, которых мы встречаем в близких к Венгрии странах, то есть от румынского соломонара, польского планетника и сербско-хорватского гарабанция. Только тальтос переживает своего рода "шаманскую болезнь" (Die Uberreste, p. 98), "долгий сон" (ритуальную смерть) или "расчленение, связанное с посвящением" (ibid., p. 103 sq., 106 sq.); только тальтос проходит посвящение, имеет особый наряд и бубен, а также впадает в экстаз (ibid., p. 112 sq., 115 sq., 122 sq.). Поскольку все эти элементы мы наблюдаем также у тюркских, угро-финских и сибирских народов, автор приходит к выводу, что этот шаманизм представляет собой магико-религиозный элемент, принадлежащий к оригинальной венгерской культуре. Венгры принесли шаманизм с собой, когда они прибыли из Азии на занимаемую ими сегодня территорию. В работе, посвященной исследованию экстаза венгерского шамана, Янош Балаш (Janos Balasz, A magyar saman reulete, немецкое резюме: Die Ekstaze des ungarischen Schamanen, «Ethnographia», LXV, 3–4, 1954, p. 416–440) подчеркивает переживание "магического тепла".

Сеансы у остяков, юраков и самоедов

Ритуальные песни остякских и юрако-самоедских шаманов, записанные Третьяковым во время лечебных сеансов, содержат много рассказов об экстатических путешествиях, предпринимаемых для исцеления больного. Но эти песни приобрели уже некоторую автономию по отношению к собственно лечению, поскольку шаман хвастается собственными приключениями в наивысших небесах и в потустороннем мире, и создается впечатление, что поиск души больного — первичный мотив этого экстатического путешествия — отошел на второй план и даже забылся, поскольку тема песни касается скорее собственных экстатических переживаний шамана; нетрудно распознать в его деяниях повторение модели-образца, в частности инициационного путешествия шамана в Преисподнюю и его восхождения на Небо.

Действительно, шаман рассказывает о своем восхождении на Небо при помощи специально для него опущенного шнура и о том, как он разбивает звезды, преграждающие ему путь. По небу шаман путешествует в лодке, а затем спускается на землю по реке с такой скоростью, что ветер продувает его насквозь. В обществе крылатых демонов он опускается под землю: там так холодно, что он просит плащ у духа темноты, Амы, или у духа собственной матери. (В тот момент, когда он об этом говорит, кто-то из зрителей набрасывает на него плащ.) Наконец, шаман снова выходит на землю и сообщает больному, что демон, вызвавший его болезнь, устранен. [710]

710

П. И. Третьяков, Туруханский Край, его природа и жители, Санкт-Петербург, 1871, с. 217 и далее; Mikhailowski, p. 67 sq.; Shimkin, p. 169 sq.

Таким образом, мы видим, что здесь речь идет уже не о шаманском экстазе, подразумевающем конкретное восхождение и нисхождение, а о повести, полной мифологических воспоминаний и исходящей из переживания, которое явно предшествует моменту исцеления. Остякские и юракские шаманы в бассейне реки Таз говорят о своем чудесном полете среди цветущих роз; они возносятся так высоко в Небо, что видят тундру в радиусе семи верст; вдали они видят место, где их учителя когда-то делали бубны. (То есть они видят "Середину Мира".) Наконец они достигают Неба и после многочисленных приключений входят в железный дом, в котором засыпают, окруженные пурпурными облаками. На землю они возвращаются, спускаясь по реке; песнь заканчивается гимном, прославляющим все божества, начиная с Бога Неба. [711]

711

Mikhailowski, p. 67.

Часто экстатическое путешествие осуществляется в видении: шаман видит своих духов-помощников, которые в виде оленей достигают иных миров, и поет об их приключениях. [712] У самоедских шаманов духи-помощники выполняют более «религиозную» функцию, чем у других сибирских народов. Прежде чем приступить к исцелению, шаман входит в контакт со своими духами, чтобы узнать причину болезни: если ее послал Нум, Всевышний Бог, то шаман отказывается заниматься лечением, и тогда духи возносятся на Небо, чтобы попросить помощи у самого Нума. [713] Это вовсе не значит, что все самоедские шаманы «добрые»; хотя у них и нет раздела на «белых» и «черных», известно, что некоторые занимаются также и черной магией и причиняют зло. [714]

712

Lehtisalo, Entwurf einer Mythologie der Jurak-Samojeden, p. 153 sq.

713

A. Castren, Nordische Reisen und Forschungen. II: Reiseberichte und Briefe ausden Jahren 1845–1849, herausgegeben von A. Schiefner, St.-Petersbourg, 1856, p. 194 sq.; о самоедском шаманизме см. также W. Schmidt, Der Ursprung, III, p. 364–366. См. также V. Dioszegi, Denkmaler der samojedischen Kultur in Schamanismus des ostsajanischen Volker ("Acta ethnographica", XII, 1963, p. 139–178); P. Hajdu, Von der Klassifikation der samojedischen Schamanen (in V. Dioszegi, ed., Glaubenswelt und Folklore der Sibirischen Volker, Budapest, 1963, p. 161–190).

714

Mikhailowski, p. 144.

Описания самоедских сеансов, которыми мы располагаем, создают впечатление, что экстатическое путешествие либо «поется», либо выполняется духами-помощниками шамана. Иногда шаману вполне достаточно диалогов с духами, чтобы узнать "волю богов". Подтверждением тому может служить сеанс, свидетелем которого у томских самоедов был Кастрен и описал его следующим образом: зрители собираются вокруг шамана, держась подальше от двери, в которую тот пристально всматривается. В левой руке шаман держит палку с таинственными знаками и фигурками на конце. В правой он держит две стрелы, наконечниками обращенные вверх; к наконечнику каждой из них прикреплен колокольчик. Сеанс начинается песней, исполняемой самим шаманом под аккомпанемент стрел с колокольчиками, которыми он ритмически постукивает по палке. Это вызов духов. Когда они прибывают, шаман встает и начинает танцевать, выполняя трудные и замысловатые движения. Шаман поет свою песнь, не переставая бить палкой. В пении он воспроизводит диалог с духами, а интенсивность песни зависит от драматического напряжения разговора. Когда песнь достигает наивысшего напряжения, зрители начинают петь хором. Получив от своих духов ответы на все вопросы, шаман останавливается и сообщает людям волю богов. [715]

715

Castren, op. cit., p. 172 sq.