Шаманский бубен луны
Шрифт:
Растяпа! мысленно себя отругала, подняла хлеб, ключ.
— Ну и ну! — тяжело вздохнула баба Нюра. — Я думала, воры.
— В магазин ходила за хлебом. — Ася замолчала, упорно тыкала ключ в замочную скважину, царапала дверную краску.
Баба Нюра стояла сзади, скучала, шевелила губами. Ага, морщинки разгладились, словно пустили в плаванье горячий утюг.
— Сыграем в карты? — Баба Нюра чихнула. Пустота унесла звук по этажам. — Чих…чих…чих…
Ха-ха…
— Апчи…
Хи-хи…
Ася нарочно прислушивалась к отголоскам. Это походило на марсианскую музыку. Интересно,
— Сыграем? — повторила баба Нюра.
Ася кивнула. И тут распахнулась дверь. Мать улыбалась, как добрейшее существо.
— Баб Нюра! Как дела, как здоровье?
У них завязался веселый разговор. Очень скоро Ася поняла, что есть шанс проскочить без препятствий. Пока соседки занудно беседовали на два голоса, один мудрее и добрее другого, Ася проскользнула в свою комнату, быстро разделась, натянула одеяло на голову, поджала ноги к подбородку.
Всю ночь снились резиновые красные лебеди. Тянули к небу шеи, нежно пели. Это была первая ночь, когда Асе приснилась музыка, которую захотелось записать. Как жаль, что у нет слуха. Как жаль, что она не умеет записывать музыку.
— Ла-ла-ла, — гундосила все утро, бесполезно вспоминая мотив. Она топталась на перекрестке в ожидании Веры. — Какие странные метрические доли, мелодические вздохи! Ну почему я такая дура! — Ла-ла-лай. В небе солнце встало рано — трум-бум-бум… Рано, рано, спозорана!
— Ты чего разоралась? — Ноты просыпались, уши заложило Веркиным голосом. — У тебя что за диктант?
— О-хо-хо! Даже не смотрела.
— У меня два. В слове худеем пропустила «д».
Ася прикусила губы, чтобы не заржать в голос. Это точно обрушит настроение Веры в минус, а им еще топать полчаса. У Веры просто талант находить такие парадоксальные слова. Вот что плохого в словах хулиган, заколебал, к окну, не психуй? Верка в сочинениях написала хули-ган, за кол ебал, какну, не пси-хуй Класснуха зачитывала вслух, записывала на доске, разбирала, как правильно делать переносы. Слово «заколебал» не делится! — тыкала она мелом в доску. Мел ломался, сыпался на пол крупной крошкой. Класснуха облизывала пальцы и обводила написанное мокрой линией. Учила как правильно пишутся другие скользкости — передаст, усугублять, переписка, без даты. — Записка пишется слитно, мягкий знак не нужен. — При этом краснела, терла ладони о широкие бедра, утянутые зеленой трикотажной юбкой. — И вообще, — продолжала воспитывать класснуха, — старайтесь эти слова не употреблять!.. — кашляла, исправлялась, — не говорить.
— Вер, а ты сможешь записать мелодию, если я напою?
— Давай, — неуверенно согласилась она.
— Ла-ла-лай… лай-ла-ла…
— Блин! — Вера подозрительно присмотрелась. — Лай-лай-лай, гав-гав-гав… У тебя точно все хорошо? Может, тебе к врачу?
Ася обиделась, быстро зашагала по тропинке поперек поля. Вера тоже разозлилась, пошла в обход.
Ася пришла в школу раньше. Быстро скинула куртку в раздевалке, проскользнула через дежурных. Сменной обуви не было и поэтому приходилось в кедах ходить и на улице, и в школе. Хорошо Галина (Галина Дмитриевна — завуч) отвлеклась на первоклассника. Тот краснел,
Ася подошла к классу. Лариса Конева сидела на подоконнике в пальто.
— А ты чего в пальто?
— У меня куртку украли, — призналась Лариса.
— Когда?
— Так позавчера вечером. — И Лариса внимательно уставилась на Асю. — Случайно не ты?
— С ума сошла!
— Ну тебе же понравилось. Ходила по раздевалке.
— Конева, почему ты в пальто? — властно спросила класснуха и отодвинула Асю в сторону.
— У меня куртку украли. Я теперь все время буду ходить в пальто, а то и его украдут.
— Слезь с подоконника! — ледяным тоном произнесла класснуха, — я требую снять пальто.
— И не подумаю. Я же говорю, директор разрешил. — Лариса, сжав зубы, запахнула пальто глубже.
— И тем не менее, я повторяю свою просьбу.
— А я повторяю, что не сниму. — На лице Ларисы появились красные пятна.
Класснуха качнулась в сторону Аси.
— Мурзина…
— Я не принесла. — огрызнулась Ася. — Вычеркните меня. И мне жаль, что весь класс не поедет в Пермь.
Класснуха прижала журнал к груди, развернулась на пятках, громыхнула дверью в класс.
На уроке русского языка класснуха не отвечала на Асины вопросы, да и после уроков тоже. Ася надеялась, что конфликт не перерастет в тройку за четверть. Сегодня суббота. Суббота всегда ленива и простительна. Но в понедельник класснуха вызвала родителей в школу. Ася об этом узнала только когда возвращалась домой. Увидела мать издалека. Она стояла около автолавки и рассматривали рыжие унты. Красивые пухлые сапоги из телячьего ровного меха, с черной резиновой подошвой, таким же наборным каблуком. Ася незаметно свернула на тропинку, но мать окликнула по имени.
Вернулась. Стояла, била портфелем по коленкам.
— Пошли в магазин?
Ася скисла.
— Не хочу.
— Я зарплату получила.
И что? Первый раз в жизни что ли?
— Пошли сапоги тебе купим.
Ася напряглась. В чем подвох?
— Твои совсем прохудились.
— Лучше заплати за экскурсию в Пермь, а то класснуха достала.
— Заплатила. Я же не знала, а ты не сказала. Если бы ты сказала, я бы заплатила.
Молодец! Как всегда, все вывернула наизнанку.
— Спасибо. Я домой.
— А сапоги? Пошли за сапогами. Завуч жалуется, что ты все время в кедах, — улыбнулась мать той улыбкой, из детства. Вот мать вся здесь, на людях ангел, а дома зверь. — Я тут в автолавке присмотрела обувь — вдруг понравится.
Чего смотреть. Рыжий мех унт в скупых лучах солнца отливал золотом — волшебная обувь Персея.
— Померь.
Ну померила, ну замечательно. Прям идеально, словно ласково обняли ногу.
— Нравится? — огляделась мать по сторонам, словно спрашивала не у Аси, а всего честного мира. Весь ее вид призывал заценить заботу.