Шамиль
Шрифт:
Так в сражениях и битвах почти до конца Кавказской войны прошла жизнь наиба Шамиля Кибит–Магомы из Телетля.
Мы не оговорились, сказав «почти». Дело в том, что Кибит–Магома в самом конце войны перешел на сторону царского правительства. Вот как это было. Когда командующий войсками на Кавказе Л. Барятинский 14 августа 1859 года появился на Голотлинском мосту, его встретил криками «ура!» гроза Андалала и Гидатля, бывший наиб Шамиля Кибит–Магома. Рядом стояла толпа его людей. Они также кричали «ура!», пели песни и стреляли из ружей.
Для Шамиля переход Кибит–Магомы на сторону царских войск не был неожиданностью. Царское правительство несколько раз пыталось связаться с помощником имама. Первая попытка была сделана в 1842 году. Генерал Головин в рапорте военному министру России Чернышеву доносил, что «генерал Фезе после удачной своей в начале нынешнего года зимней экспедиции входил в сношение с Кибит–Магомой Телетлинским
36
40 – missed footnotetext
Продолжая действовать в этом направлении, генерал Фезе в 1842 году имел связь с Кибит–Магомой. Царское командование утвердилось в мысли, что для переманивания его мало одних денег и наград. Кибит–Магома ставил непременным условием возможность управлять частью Дагестана. В 1845 году генерал Шварц начал переговоры с Кибит–Магомой.
Шамиль тогда не подозревал его в измене, хотя слухи об этом носились в горах. В 1855 году имам получил неопровержимые улики против наиба: Кибит–Магома имел сношение с царским командованием через генерал–майора Аглар–хана Казикумухского. Теперь наиб Андалала и Гидатля подлежал смертной казни. Кибит–Магому вызвали в Ведено. Имам сказал: «У меня есть доказательства твоей измены. Народ знает про нее и требует твоей смерти. Но я уважаю твой ум, твою ученость и престарелые лета… а главное, хорошее управление краем. Не хочу исполнить волю народа в благодарность за твои услуги ему. Вместо того, оставайся у меня… я сам буду наблюдать за тобою, а впоследствии, когда народ успокоится, а ты заслужишь полное прощение… я отправлю тебя на прежнее место». Бывший наиб находился в свите Шамиля до 1859 года. Тогда по дороге на Гуниб Кибит–Магоме велели быть в одном из аулов близ Ичича-ли, но он не выполнил последний приказ имама.
Царское правительство, учитывая авторитет Кибит–Магомы и то, что он «добровольно» сдался, оставило его в покое. Бывший наиб поселился в родном Телетле. В беседе с Шамилем в Калуге А. Руновский как-то задал вопрос — кто остался на Кавказе из авторитетных людей, возможно способных продолжить дело Шамиля. Собеседник ответил: «В Дагестане есть один такой человек: он столько же, если не больше меня, имел влияния на народ… Я знаю, что, если назову его, мне не поверят, так как между нами есть счеты, которых, конечно, не суждено мне покончить на этом свете, но все-таки я назову его для того, чтобы сказать, что, когда на Кавказе случится что-нибудь, ищите концы у Кибит–Магомы, кроме него никто не в состоянии и никто не захочет сделать что-либо. Впрочем, повторяю: едва ли он решится пойти по моим стопам… Кибит–Магома есть Даниель–бек и Хаджи–Мурат взятые вместе, — заканчивая свою мысль, сказал Шамиль, — а главное, что он больше мусульманин, нежели я сам» [37] .
37
42 – missed footnotetext
Шамиль оказался провидцем. В 1862 году земляк Кибит–Магомы теле–тлинец Кази–Магома сделал попытку поднять восстание в Андийской округе. Его арестовали и отправили в ссылку.
Арестованный Кази–Магома приходился Кибит–Магоме двоюродным братом. Может быть, здесь это просто совпадение, а может быть, на самом деле бывший наиб имама был замешан в этом «деле». Однако Кибит–Магому препроводили в Темир–Хан–Шуру под строжайший надзор областной администрации.
29 августа 1877 года с нападения горцев на Салтинский мост вновь разгорелся пожар восстания, охвативший 504 населенных пункта Дагестана. Одной из опорных точек восставших явился опять-таки аул Телетль — родина Кибит–Магомы. Сюда с боями прибыл генерал Смекалов. На предложение сдаться телетинцы ответили выстрелами. 24 октября 3100 солдат бросились на штурм аула. Сверху посыпался град пуль, камни, земля. Войска подтянули пушки и с расстояния 70 метров били в упор. Аул превратился в ад кромешный. На следующий день генерал сообщил по инстанции: «Телетль зажжен и разрушается, большая часть хуторов уничтожена, за исключением нескольких ближайших к сообщению…» [38]
38
43 – missed footnotetext
Смекалов
39
44 – missed footnotetext
Наш следующий рассказ — о Даниель–беке. Отец его Ахмед–хан–Султан добровольно принял царское подданство. В 1831 году он умер, и наследство его досталось сыну. Даниель–бек также оставался верным царскому правительству и свою преданность показал не однажды. Еще при Кази–Магомеде некоторые восставшие аулы Елисуйского султанства три раза посылали вакилей к Даниель–беку, приглашая перейти на свою сторону, но тщетно. Вместе с войсками завоевателей он участвовал в подавлении восстаний.
Из его биографии мы могли бы сообщить и такие факты. В июне 1839 года Даниель–бек покорил жителей Рутула, чем обезопасил тылы царских войск, занятых строительством Ахтынской крепости и осадой Шамиля в Ахульго. Еще через три года Даниель–бек оказал помощь генералу Аргутинскому–Долгорукову. Вот как это случилось.
Наиб Шамиля Гаджи–Ягья хотел закрепиться перед Кази–Кмухом. Туда же заторопился Аргутинский, но артиллерия и плохая дорога тормозили движение солдат. Выход из ущелья, по которому они шли, могли занять горцы. Вот тут-то помощь царским войскам оказал Даниель–бек. Об этом событии Аргутинский–Долгоруков докладывал генералу Головину следующее: «Получив здесь сведения, что неприятель показался у выхода из ущелья, я послал Елисуйского султана с 200 человек кавалерии, а сам с сотней пешей милиции и двумя батальонами Тифлисских и Менгрельских егерей выступил… Елисуйский султан, настигнув неприятельский аванпост из 40 человек… гнал оный до самого селения Шовкра, более половины положил на месте и одного взял в плен для языка…» [40]
40
? missed footnotetext
Многолетние усилия царского правительства не только не привели к покорению края, а наоборот, усилили движение горцев. Завоеватели решили изменить тактику. Например, генерал–майор Ладынский предлагал следующее: поскольку карательные экспедиции не имеют успеха, надо занять и укрепиться на плоскостном Дагестане: восставшие не могут долго без хлеба, который дает эта часть Дагестана. После того как эта задача будет выполнена, необходимц сделать еще шаг: «Следует действовать на привлечение горцев к покорности и разъединению их. Надо действовать через ближайших начальников внутри гор деньгами, но не вдруг, а постепенно… Принуждением и силою властям того нельзя достигнуть, что можно завершить любовью и доверенностью народа того края, где кто начальствует. Тогда им откроется верный способ найти посреди тех же народов людей, через которых… не иначе как деньгами, можно действовать на поселение раздора не только между различными племенами, но и самими военачальниками Шамиля, и даже породить кровную месть, заставя между собою драться, и тем ослаблять их. Потом более непокорных можно наказать вернее, употребляя для сего не одни наши войска, но татарскую милицию и даже тех горцев, которые враждебны будут с нами» [41] .
41
46 – missed footnotetext
Ладынский не открывает Америки. Ему и другим царским военачальникам предшествовал многовековой опыт английских, французских и других колонизаторов, в арсенале которых можно было найти и не такие приемы. Мы не стали бы особенно останавливаться так подробно на высказываниях генерала, если бы не одно обстоятельство. Он сетует, что, «к несчастью, из настоящих начальников мало таких, которые бы до сего достигали».
Генерал–майор из «настоящих начальников» выбор остановил на Дани–ель–беке. С ним был вполне согласен военный министр России Чернышев. Он также считал, что «Султан Даниель–бек один из надежнейших для таковых поручений…» И уж «после него я считаю полезным в сем отношении Ахмет–хана Мехтулинского…»