Шамиль
Шрифт:
Джамалутдин быстро вспомнил аварский язык и теперь иногда беседовал с отцом в свободное время. Рассказывал ему о России, тамошних порядках, о железной дороге, заводах, фабриках. Он говорил, что победить такую страну, как Россия, невозможно, она слишком огромна, и людей в ней более 100 миллионов.
— А мы не стараемся победить Россию, — отвечал Шамиль, — мы хотим, чтобы нас оставили в покое.
Джамалутдин иногда отправлял письма знакомым в Россию. Шамиль не противился этому. Сын читал также русские книги, журналы. И это разрешал отец. Однажды Джамалутдин пригласил к себе Хаджи–Али из Чоха и предложил перевести с арабского на аварский язык Коран. Ученый боялся имама, но сын его уверял, что не только берет ответственность
Насколько нам известно, старший сын имама после возвращения на родину ни в одной военной операции не участвовал, впрочем, его, кажется, никто и не заставлял.
Джамалутдин был в смятении. Оторванный от привычной жизни, от друзей, невесты, он не знал, что делать. Он вернулся на родину, к отцу, к братьям, к бабушке Баху, которая нянчила его в далеком детстве. Но успокоение не приходило. Шамиль предложил ему поехать к брату Кази–Магомеду в Карату, где был удивительно чистый воздух, чудесная природа. Джамалутдин прожил некоторое время в Анди, затем с женой переехал в Карату. Еще в дороге он почувствовал недомогание. Здоровье его стало ухудшаться.
И вот однажды (это было в 1857 году) в Хасавюрт к командиру Кабардинского полка князю Дмитрию Ивановичу Святополк–Мирскому прибыл человек от Шамиля и сказал, что известный русским сын имама — Джамалутдин в крайне тяжелом состоянии. Немедленно полковник потребовал к себе лучшего врача Хасавюрта хирурга Пиотровского. Врач стал расспрашивать о проявлениях болезни. Из рассказов мюрида стало понятно, что у Джамалутдина чахотка. Это была страшная болезнь по тем временам. В тот же день Пиотровский приготовил лекарства, подробно объяснил, как их принимать, и отправил посла имама обрцтно. «Если будет надобно, — сказал врач на прощание, — я приеду».
А по Дагестану уже катился слух, будто Джамалутдину в России дали отраву медленного действия. И сколько тот ни говорил о нелепости этой выдумки, никто не верил ему. Джамалутдин с досады кусал губы и даже плакал. Только после долгих объяснений братья Кази–Магомед и Мухам–мед–Шеффи все же согласились, что слухи не имеют под собой почвы.
Через некоторое время в Хасавюрте снова объявился тот же мюрид — Джамалутдину стало очень плохо. Пиотровский, ни на минуту не задумываясь, взял аптечку, инструменты и с разрешения начальства выехал в горы. Когда русский врач прибыл в Карату, его повели к сакле, у дверей которой ходил часовой. В комнате, где лежал больной, почему-то было темно, хотя еще был день. На столе горела свеча, едва освещая простую железную кровать. Джамалутдин спал, но от шума проснулся, обрадовался приезжему. Сейчас же были сдернуты простыни с окон, открыты двери. Свежий воздух заполнил комнату. Доктор оставался в Карате три дня, но изменить что-либо он уже не мог. Дни сына Шамиля были сочтены. Рядом с умирающим находилась юная жена, дочь Талгика. Глубокой осенью, в октябре 1857 года, Джамалутдина не стало. Там же, в Карате, его предали земле. Опять отца не было рядом: кризис в стране и тяжелые бои в Салаватии отвлекли его. Борьба горцев шла к закату. Французский романист А. Дюма писал: «Шамиль нашел своего сына как бы для того, чтобы снова потерять, но уже безвозвратно».
Второй сын Шамиля появился на свет в 1833 году. Ему дали имя 1–го имама — Кази–Магомеда. Этот ребенок стал любимцем отца. Забегая вперед, скажем, что и Кази–Магомед всю свою жизнь, в радости и горе, был рядом с отцом. Шамиль с детства готовил его к сражениям. В 1846 году, во время
В 1850 году погиб наиб Каратинский — Турач. На Совете Шамиль заговорил о том, что хорошо бы на место покойного назначить его сына. Так и решили. Кази–Магомеду тогда едва исполнилось 18 лет. Все понимали, что это несправедливо, хотя бы потому, что в той же Карате было много известных 1йему Дагестану людей, которые с успехом могли бы заменить погибшего Турача. Но спорить с имамом не стали.
Сын Шамиля участвовал в набеге на Грузию. Кази–Магомед командовал конницей и, как мы уже знаем, вполне успешно. Кази–Магомед был рядом с отцом и в последний день Кавказской войны — 25 августа 1859 года. Многие авторы утверждают, что именно сын имама уговорил отца сдаться русским. Конечно, не следует думать, что это было единственной причиной сдачи Шамиля в плен.
Когда закончилась война, Кази–Магомеда вместе с Шамилем перевозят из Гуниба в, Темир–Хан–Шуру. Шесть дней они жили в этом городе. Затем — длительное путешествие — Москва, Петербург, Калуга, где пленникам суждено было провести долгие годы.
В Калуге местное дворянство время от времени давало вечера и балы в честь знаменитого кавказца. Кази–Магомед всегда на этих вечерах был рядом с отцом. На танцы и увеселения, следовавшие за официальной частью встречи с Шамилем, он не оставался.
В своей книге «Шамиль на Кавказе и в России» жена генерала М. Н. Чичагова писала: «Мой муж уговорил его ходить в гимназию и учиться русскому языку. Кази–Магомед понимал наш язык, но говорил плохо; я, со своей стороны, старалась склонить его к изучению русского языка, и он готов был последовать нашему совету, но, к несчастью, внезапная смерть моего мужа расстроила все хорошие планы в отношении семьи Шамиля».
Личная жизнь Кази–Магомеда сложилась трагично. В Калуге с ним находилась и, его жена Каримат, очень красивая женщина. Перемена климата оказалась губительной для ее здоровья. Каримат умерла от чахотки. Любовь к Каримат была настолько сильной, что Кази–Магомед, вопреки существовавшим в то время обычаям, других жен не имел. Кази–Магомеду царское правительство не доверяло, хотя в 1866 году он давал клятву верности. Бывшему имаму Дагестана в 1869 году разрешили выезд в Мекку, а Кази–Магомеду позволили лишь сопровождать его до Одессы.
Живя в Аравии, Шамиль чувствовал, как с каждым уходящим месяцем ему становится хуже. В 1870 году он еще раз потревожил царское правительство. Старик просил отпустить к нему хотя бы на время сына Кази–Магомеда. В Петербурге отнеслись к просьбе Шамиля с пониманием., Кази–Магомед получил 6–месячную командировку и пособие в размере 1500 рублей. В конце октября он прибыл к отцу в Мекку. В феврале 1871 года, похоронив отца, попрощавшись с его могилой, он выехал в Россию. По возвращении к месту жительства, в город Киев, он попросил высшее начальство разрешить ему выезд в Турцию на более долгий срок. Свою просьбу Кази–Магомед мотивировал желанием помочь устроить жизнь жены отца Шуанет и других родственников на чужбине. По высочайшему повелению Кази–Магомеду отпустили 5 тысяч рублей и разрешили выехать за границу. 25 ноября 1871 года сын Шамиля со своим семейством прибыл в Одессу и 4 декабря того же года на пароходе «Олег» отплыл к берегам Турции.
В Турции он действительно был занят устройством судьбы Шуанет. Здесь Кази–Магомеда привлекли на военную службу, присвоив ему чин дивизионного генерала. Во время русско–турецкой войны 1877–1878 годов он командовал частями турецкой армии.
Хочется рассказать об одном эпизоде этой войны. Кази–Магомед со своими воинами осадил небольшой гарнизон крепости Баязет и предложил гарнизону крепости сдаться. На это капитан Штокович — командир осажденных ответил так: «Кази–Магомед, вероятно, не усвоил, воюя с нами на Кавказе под начальством своего знаменитого отца, что русские умеют лишь брать крепости, но не сдавать их».