Шамиль
Шрифт:
Умер Кази–Магомед в 1902 году в Медине в возрасте 70 лет. Его могила находится рядом с могилою отца его — Шамиля.
Все, кто видел Каримат, дочь наиба Даниель–бека Елисуйского, говорили, что она очень красива. Детство ее прошло в Закаталах; бывала она и в Тифлисе. Владела своим родным, аварским, кроме того, русским и грузинским языками. Пребывание в Грузии и общение с образованными людьми в определенной мере повлияли на внутренний мир девушки. Она не верила легендам и сказкам из святых книг, о чем имела смелость открыто говорить и за что считалась безбожницей. Одевалась девушка изысканно, держалась независимо, и не всякого удостаивала своим вниманием.
Когда
В марте 1855 года по случаю скорого приезда Джамалутдина Кази–Магомед с женой были вызваны в Ведено. Все семейство имама с любопытством высыпало на балконы. Во двор шамилевской резиденции Каримат въехала на лошади, сидя по–мужски. Одета была в соболью шубу, крытую старинной золотой парчой. Белая чадра из тонкой ткани опускалась с головы на спину. Лицо закрывала густая вуаль, также вышитая золотом. Ехала она грациозно и сошла с лошади так же. Вся женская половина приветствовала Каримат теплыми словами. Шамиль удивился тому, что она смела не повиноваться ему, и сказал недовольным тоном: «Любезная Каримат, мне очень приятно тебя видеть, но неприятно заметить… что жена моего сына не изменила своим привычкам и по–прежнему продолжает одеваться в дорогие наряды. Мне кажется, что золотое покрывало совершенно не нужно, особенно здесь, где простота соблюдается всеми» [112] .
112
118 – missed footnotetext
Никто не услышал, что ответила Каримат, но, что она не изменила своим вкусам и привычкам, увидели все. Соединившись с ней, Кази–Магомед не сделался особенно счастливым. Он видел безразличие жены к себе, но побороть свою пылкую страсть к Каримат так и не сумел.
Когда Шамиль в 1859 году отступал из Ведено — через Карату шел в Гуниб — туда последовали также Кази–Магомед с женой. Отец Каримат Даниель–бек к этому времени уже перешел на сторону А. Барятинского и делал все, чтобы вернуть свою дочь. Попытка, как мы знаем, не увенчалась успехом.
В дни осады Гуниба Каримат находилась среди людей Шамиля. Известно, что она через своего слугу передала русскому командованию сведения о положении осажденных.
Во время сдан Гуниба Даниель–бек у всех на глазах отвел свою дочь в лагерь Барятинского, и имам, в ту минуту занятый своими мыслями, не обратил на это особенного внимания. Когда же в Темир–Хан–Шуре Даниель–бек хотел удержать свою дочь при себе, имам пришел в ярость и готов был убить его. Каримат осталась при отце.
Как известно, Кази–Магомед сопровождал Шамиля в Россию. Через 4 месяца прибыла вся семья имама. Отсутствовала только Каримат. Кази–Магомед не находил себе места и, невзирая на условности, которые
Шамиль все время с тревогой думал, чем закончится поездка сына, вернет ли Даниель–бек дочь законному супругу. Шли дни за днями, волнение его росло. 31 мая имам не выдержал, вызвал к себе А. Руновского и спросил, как долго может находиться в дороге Кази–Магомед. Пристав отвечал, что все зависит от обстоятельств на месте, а дорога может занять от одного до трех месяцев. Шамиля волновало и другое: надо было подыскать квартиру для сына и его жены. Когда он сказал об этом вслух. Руновский крайне удивился. Пристав спросил, не с ним разве будет жить родной сын? Имам сказал, что Каримат — враг его сыну и ему самому. «До сих пор я знал, — заявил Шамиль, — что Кази–Магомед очень любит свою жену, что она отравит или его, или меня, или сделает какую-нибудь гадость» [113] .
113
119 – missed footnotetext
Думаем, Шамиль был несправедлив к ней. Вероятно, неприязнь к Да–ниель–беку, независимый характер невестки и ее нелюбовь к Кази–Магомеду вызывали у имама досаду и неприязнь к Каримат. Как бы то ни было, Шамиль считал, что им нельзя жить под одной крышей.
Кази–Магомед задержался в Дагестане гораздо дольше», чем предполагалось, и вернулся в Калугу лишь 16 августа 1860 года. Авторитет Шамиля и некоторый нажим местных властей поставили Даниель–бека в такие условия, что он волей–неволей должен был отпустить дочь свою в Россию.
Встречали ее сдержанно, без особого восторга. Супругам выделили флигель. Уже через месяц после приезда Каримат заболела. Домашний врач Шамиля объяснил, что болезнь Каримат — последствия золотухи. На родине болезнь проявлялась слабо и отступала перед домашними средствами лечения. В Калуге же, где Каримат жила в сыром флигеле, да еще безвыходно, недуг усилился. Женщина не видела солнца, мало бывала на воздухе. Она неумеренно употребляла, как и другие дагестанки в Калуге, уксус и лимоны, что также усугубило болезнь. Главная же причина ее состояния вызывалась тоской по родине. Кроме того, к ней неприязненно относилась жена Шамиля Зайдет, Каримат отвечала ей тем же.
К февралю 1861 года Каримат стало совсем плохо. Болезнь прогрессировала. Убитый горем Кази–Магомед не знал, как спасти любимую жену. Доктор сказал, что повлиять на ее состояние вряд ли теперь чем-либо можно. Каримат к тому времени настолько исхудала, что никак нельзя было признать в ней былую красавицу. Она перестала есть, лежала в постели, отрешенная от всего, безразличная к мужу, который по–прежнему был очень ласков и нежен с ней.
В мае 1862 года 25–ти лет от роду она умерла. По просьбе Даниель–бека Каримат решено было похоронить на родине в городе Нухе. Её привезли в Дагестан в железном саркофаге. Тело умершей сопровождали корпус фельдъегерей и офицер Гузей Разумов.
Безмерны были страдания Кази–Магомеда. Он выглядел настолько плохо, что многие заподозрили у него чахотку. Врачи не подтвердили опасения родных.
Потеря любимого человека оставила глубокую рану в сердце Кази–Магомеда.
Рассказывая о Мухаммеде–Шеффи, мы снова вынуждены обратиться к событиям на горе Ахульго.
Выбравшись из пещеры, Шамиль с родными и приближенными направился в Чечню. По дороге, в ауле Бонны, Патимат родила третьего ребенка. Мухаммед–Шеффи, или, как его стали называть в России, Магомед–Шеффи, родился в сентябре 1839 года.