Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
Шрифт:
Цзян хотелось плакать. Ей виделся только один выход: устроить катастрофу столь ужасную, что двум враждующим сторонам волей-неволей пришлось бы объединиться. Но время для этого пока не настало. Они еще слишком мало знали, чтобы принимать подобное решение. Она не представляла, какую роль может сыграть в этом Коммунистическая партия Китая или любой из мужчин, стоявших сейчас рядом с ней в потайной пещере Муравейника. Пусть даже Мао действительно является Человеком с Книгой, но он, судя по всему, набирает все большую силу и без их помощи. Силы Гоминьдана, которых японцы выдавили из Шанхая, ушли
Именно Нанкин японцы избрали очередной целью, но что мог сделать Договор Бивня, чтобы повлиять на исход неизбежной битвы?
В дрожащем свете факелов Цзян грациозно шагнула вперед и набрала воздуху в легкие. Это будут первые слова, произнесенные ею на встрече Договора Бивня, и Цзян не сомневалась, что они вступят в противоречие с исторической традицией. Она пошевелила пальцами, словно извлекая мысли из воздуха — точно так же, как ее мать извлекала чарующие звуки из эрху.
— Японцы — не такие, как тайпины или маньчжуры. Чэсу Хой предупредил нас о том, что на землю сошло само зло. — Она помолчала и подняла руку, не позволив Конфуцианцу перебить себя. — Я ему верю. Нам пора оседлать хвост дракона.
Эта древняя фраза всплыла из глубины истории народа черноволосых. Когда ты сталкивался с превосходящими силами противника, которым не мог противостоять, тебе оставалось лишь одно: прокатиться на хвосте дракона.
— То есть ты предлагаешь нам ничего не предпринимать? — удивился Конфуцианец.
— Вовсе нет, — ответила Цзян. — Я предлагаю проехаться на драконе, чтобы выяснить, куда он летит. Даже самый сильный дракон временами засыпает, и, когда это случится, мы используем все свои возможности, чтобы убить его.
Резчик и Убийца кивнули в знак согласия, а на лице Конфуцианца на мгновение промелькнуло выражение, которое могло означать только одно: ярость.
Глава четырнадцатая
ПУТЬ В НАНКИН
После того как, миновав Чжэньцзян, джонка оказалась в южной оконечности Великого канала, на палубу поднялся капитан. Внешность этого человека поразила Цзяо Мин. Одна его глазница пустовала, а закрывающая ее кожа была прозрачной, и ее пронизывали пульсирующие кровяные сосуды. В голову девушки пришла странная мысль: «Если сунуть палец в эту глазницу, можно потрогать его мозги». Она тут же отбросила эту глупость, несомненно порожденную бушевавшими в ее теле гормонами, которые кормили новую жизнь, вызревавшую внутри нее.
Она даже не заметила, как покачнулась, но сзади тут же возник Чэнь и вовремя подхватил ее под локти. Оправившись, она одернула платье на уже округлившемся животе.
— Со мной все в порядке, — смущенно сказала она.
— Вот и хорошо, — обрадовался Чэнь. — Новый капитан — один из нас. Он не желает тебе зла.
— Если вам надо туда, где не желают зла, то вы плывете не в ту сторону, — пробурчал одноглазый капитан и плюнул в бегущие за бортом воды Янцзы. —
— Вы там бывали?
— Эта джонка — торговое судно, сынок, а Нанкин — крупнейший производственный город, поэтому, конечно же, я там бывал.
— Я не то имел в виду, вы же понимаете, — торопливо выпалил Чэнь.
— А, ты, наверное, хотел спросить, бывал ли я там в последнее время?
— Вот именно, — ответил Чэнь, даже не пытаясь скрыть раздражение, звучавшее в голосе.
Капитан уставился единственным глазом на молодую пару. От его внимания не укрылся живот девушки, заметно выпирающий из-под передника.
— Скоро в Нанкин не сможет попасть никто, — наконец сказал он. — Японцы, без сомнения, блокируют движение по реке к востоку от города. — Он снова плюнул за борт. — Если японцы хотят править Поднебесной, им необходим Нанкин. Иного пути у них нет.
Чэнь понимающе кивнул.
Цзяо Мин показалось, что ребенок в животе шевельнулся, а потом она почувствовала толчок изнутри — настолько сильный, что едва не вскрикнула.
— Японцы — демоны, — произнес моряк.
— Нет, капитан, — возразил Чэнь, — они просто одурманенные пропагандой крестьяне, которые не могут разобраться в том, кто им друг, а кто — враг.
Капитан широко открыл уцелевший глаз и громко расхохотался.
— Что смешного? — спросил Чэнь.
— Ты едешь в Нанкин, чтобы поучить этих демонов уму-разуму?
— Да.
— Они отрежут тебе башку и насадят ее на кол.
— Но здравый смысл…
— Во время войны здравого смысла не существует. Если уж ты решил ехать в Нанкин, то займись лучше другим. Убивай япошек. И точка!
Глава пятнадцатая
ПАДЕНИЕ НАНКИНА И ПРОБУЖДЕНИЕ ДРАКОНА
Нанкин, столица династий Тан и Мин, в котором на протяжении десяти лет размещалось правительство Китайской Республики Чан Кайши, а еще раньше — Небесная столица Хун Сюцюаня и его последователей-тайпинов, сопротивлялся меньше четырех дней, а затем пал к ногам японцев.
На помощь городу не поспешили ни войска Мао, ни Гоминьдан, поэтому 13 декабря 1937 года, хотя отдельные очаги сопротивления еще оставались, генералы Акира и Юкико пешком вошли в Нанкин во главе колонны танков, даже не потрудившись достать пистолеты.
Ночью, когда Цзяо Мин помогала товарищам укреплять баррикады, перед ней промелькнуло лицо ее любовника. На нем по-прежнему лежала печать предательства, которая сейчас еще сильнее бросалась в глаза. Ей никогда не забыть той минуты, когда японские солдаты, вытащив из кобуры пистолеты, направили их на него.
— Я пришел сюда с миром, — сказал Чэнь, — как друг. Я хочу помогать…
Они не засмеялись, хотя имели для этого все основания. Двое студентов младше Чэня, которых он уговорил отправиться с ним, в мгновение ока оказались на коленях. Голова одного свесилась под неестественным углом, в грудь второго глубоко вонзился топорик.