Шанс дождливого безумия
Шрифт:
– А я и не нервничаю... – ответил Алексей.
– Зря. Я бы на твоем месте очень нервничал, – продолжил Мкртчян. – Но если она в порядке – не значит, с тобой неладно. Понял? – Левон пригладил черные, с ранней проседью волосы. На мгновение задумался, произнес:
– Ответ даст только обследование. Хочешь, устрою... Но результата придется подождать. Надеюсь, не запьешь от неопределенности? – легким прикосновением мизинца Левой сбил с сигареты нагар в стоявшую перед ним фарфоровую пепельницу.
– Нет, – твердо ответил Алексей и потом добавил: —
Вы же знаете, Левон
Кусты, тщательно ухоженные гравиевые дорожки во дворе клиники, бетонный забор, увитый с внутренней стороны вьющимися растениями, – и в нынешнюю мерзкую осень вид из окна был чистым и аккуратным. Вероятно, призван вызывать у больных светлые, спокойные мысли. Надежду.
Именно поэтому Алексей сжал руку в кулак и хотел резко опустить его на стол, – в заборе мерещился другой– чаеразвесочной фабрики. Что же касалось веры в будущее – его жизнь замкнулась на двух неделях дождя и серого неба, а все устремления – на Татьяне Загодеевой.
Сдержался, – в последний момент остановил кулак у поверхности стола, удар получился легким, неслышным.
– Не нервничай, не волнуйся. Все будет хорошо! – успокоил Мкртчян.
И последние фразы неожиданно заставили сердце Алексея забиться чаще, веселее. Ведь раз он, Алексей, переживает, мучается, значит... Осталась в душе какая-то яркая краска, не позволяющая ему слиться в одно с бесконечными темными днями!
Случаются дни, похожие на миг перед хлопком стартового пистолета. Еще секунда, и время устремится в темпе скоростного забега.
Но до сих пор события развиваются, как рассчитывал, урчит мотор такси, в бумажнике – клочок бумаги с номером амбулаторной карты. Сотрудники Мкртчяна впишут в нее данные первых анализов. По радио, – на передней
панели салона работает маленький транзистор, – передают сводку погоды. На будущей неделе синоптики ждут перемен. Любителям загородных прогулок советуют готовиться к пикнику, – грядут солнечные дни. Сообщение радует, – порядком надоел дождь. Хотя ты и терпимо к нему относишься. В голове приятные мысли: Мкртчян убедителен – рано волноваться. Глупая Верочка обвиняет Алексея необоснованно. Кто сказал, что он...
Наташа, двоюродная сестра Алексея, любила смешивать коктейли. Занятие вызывало в ней почти сексуальное возбуждение именно, как Наташе представлялось, экстравагантностью и необычностью. Отчасти следуя своей профессии, – художник-декоратор, – отчасти характеру, она не терпела заурядного. А в частенько посещаемых ею компаниях пили без затей: рюмку водки, стакан вина, бокал шампанского, когда всем на все наплевать – на брудершафт из горлышка или из пепельницы под столом. Лишь в последнем способе усматривался столь почитаемый ею «налет аристократизма».
Плебейская незатейливость жизни Наташу удручала. Потому, оставаясь в квартире одна, – мама работала переводчицей и временами уезжала в командировки, – молодая художница позволяла себе фантазировать. Она возвращалась после всех дел домой, предвкушая, медленно
Первый коктейль делала обязательно в чем вернулась домой, – зимой в шубе, шарфе и шапке, осенью – в пальто и непременно бросив на пол истекающий влагой зонтик. По мере, как градусы ударяли в голову, а за первой порцией следовала вторая, медленно, частями раздевалась. Когда чувствовала, что «готова», обычно оказывалась нагишом. Только теперь, оставив расставленными по комнате бутылки, стаканы и тарелочки с легкой закуской, шла в ванную комнату. Принимать душ...
Сегодня «расслабуха» шла по обычному сценарию. Вот только позабыла выключить телефон. Едва ополовинила первый стакан, раздался звонок. «Коли не вырубила – отвечу», – решила Наташа и взяла трубку.
– Ты уже дома? Чувствую, одна... – раздался голос брата.
Алексей часто звонил, заходил к сестре домой. Несмотря на то, что она немного старше его, между ними – настоящая дружба. Отношения поддерживали не только из-за того, что связаны родственными узами. Просто уважали друг друга и поболтать, поделиться секретами, о которых не расскажешь ни жене, ни матери, почитали за благо.
– Дома, где же мне быть? Или, как это... С вами разговаривает автоответчик!.. Короче, я на месте. Мамаша, как всегда, умотала.
– Слушай, я с улицы. От «Щелковской». В двух минутах от тебя. Выбрался из такси позвонить. Можно зайду?.. В тот раз забыл папку... Не выбросили?
– Во-первых, ты мне сейчас совершенно ни к чему. Жду гостя. Во-вторых, папку забери, но она уже пустая. В-третьих, давай скорей! – Наташа положила трубку.
Сбросила пальто на кресло. Повалилась сверху сама, едва не расплескав содержимое бокала. Допила коктейль. Решила, что в комнате жарко. Подошла к окну и раскрыла форточку. С резким порывом ветра в нее ворвались таявшие на лету снежинки. Неужели к ночи за окном станет бело?.. В такую погоду стоит выпить!
И где только обещанное синоптиками потепление?
– Слушай, Коваленкова, по-моему, с тебя довольно... – он вольготно откинулся на спинку кресла, затем – чуть подался вперед и, протянув руку, поставил
на столик свой, почти нетронутый стакан. – Пару раз пригубил для виду, не более. – Не думал, что ты такая хронь... Впрочем, на моей свадьбе, помню, киряла лихо...
Не успело после звонка пройти и десяти минут, как Алексей уже стоял на пороге сестриной квартиры. И если бы Наташина голова соображала сейчас лучше, она, без сомнения, встревожилась: брат, вопреки обыкновению, сдержан, серые глаза смотрят цепко. Но временами в них сквозит злое отчаяние и какая-то озабоченность. Он натянуто улыбается, отказывается от выпивки и в иные моменты словно «отключается», устремив неподвижный взгляд в лежащий на полу ковер.