Шанс дождливого безумия
Шрифт:
– Здрасте, Лешу можно?.. Леш, ты?
Он выпрямился на стуле, засунул два пальца за воротник рубашки:
– По всей видимости... Какого Лешу?
Он не верил своим ушам, но на другом конце провода – Леша, я все знаю. Вчера на остановке... И меня хотел избить. Позвала соседей. Помнишь, старик... Мы разводимся...
– Допустим... Но что меняется?
– Приезжай. Я очень хочу... Так хочу, что даже попросила твой телефон у директора.
Алексей с досады прищелкнул пальцами: еще и директора фабрики сюда приплела! Впрочем, что ему директор фабрики...
– У тебя, наверное, с головой не в порядке, – произнес он сухо. –
– Леша, что я, не соображаю?.. С подругой договорилась. У нее квартира свободна. Дом в моем районе, не заблудишься. Вообще-то и у меня можно. Муженек больше не появится. Но все-таки... – тон был жалобный.
«Ах, сука, понравилось, значит!» – самодовольно подумал Алексей. Настроение поднялось.
– Можно, конечно... Если с подругой договорилась...
– Приезжай...
Она назвала адрес. Действительно, в своем районе города.
– Ладно. Если смогу, приеду. Завтра в шесть, – властно продиктовал он свои условия. Не дожидаясь ответа, повесил трубку. Подумал: «Парадоксально порой складывается жизнь. Запретил себе вспоминать о Татьяне, – что толку, все равно больше не увидимся. И вот – звонок. Воистину – не потеряешь, не найдешь!»
И он еще раз улыбнулся отражению. Похоже, судьба смилостивилась. – Предстоит неприятное путешествие в метро, но горькая пилюля теперь подслащена. Простая бабенка явно «запала». Не удивительно – мастеров, как он, не часто встретишь. Женщине стоит дорожить связью!
«Самодовольный кретин!» – обругал себя Алексей и отвернулся от опухшей, сизой физиономии в зеркале.
В международном аэропорту Шереметьево-2 в послеобеденный час было не так многолюдно. По крайней мере, на взгляд Выготского, ожидавшего очереди пройти таможенный досмотр. Стойка, возле которой он топтался на месте, обслуживала рейс компания «Бритиш Эруэйз» «Москва—Лондон».
Всегда старался пользоваться услугами английской авиакомпании, считавшейся из самых дешевых в мире. Но дело не в деньгах, – Выготский симпатизировал англичанам и всему английскому. И теперь, наблюдая за группой молодых уроженок острова, предъявлявших паспорта, отмечал: ведут себя более сдержанно и интеллигентно, нежели их сверстницы американки в подобной ситуации. Те бы сейчас наверняка шумно разговаривали, – каждое слово можно было бы расслышать в радиусе десяти метров. Да и одеваются американки в большинстве стандартно и безвкусно. А эти... Выготский отметил: даже багаж английских девушек подобран из изящных итальянских чемоданов. Перед поездкой хотел купить такой же, но не успел.
Подумав про чемоданы, вспомнил и про профессорский пакет, уложенный на самое дно дорожного баула, – что за бумаги запечатаны? А может, рукопись?
В следующее мгновение у Выготского на лбу выступила холодная испарина: как не сообразил, – все может оказаться провокацией КГБ?! В пакете секретные документы, за попытку вывоза которых из страны его через несколько минут препроводят в каталашку?!..
Как живуч былой страх!.. Ну какие могут быть провокации? Нет ни того КГБ, ни интереса, который испытывали к нему советские спецслужбы прежних лет. Все изменилось!.. Выготский оттер платком пот со лба и поставил баул на движущуюся ленту, – через секунду багаж исчез в чреве специальной просвечивающей машины.
– А что у вас свернуто
– Театральные афиши с автографами, – ответил тот.– Друзья после спектакля подарили.
– Так вы артист? – улыбнувшись, поинтересовался таможенник. Лежавший на дне баула пакет, похоже, не привлек внимания.
– Да, канатоходец! – неожиданно для себя, как бы между прочим бросил Выготский.
– Что же, держите равновесие! И не упадите! – пожелал ему таможенник и вернул паспорт.
«Странно, – подумал Выготский, пряча паспорт во внутренний карман пиджака. – Я согласился выполнить просьбу доносившего на меня человека». И в следующее мгновение наконец-то удалось четко назвать причину:
«Ведь доносчик, неожиданно раскрывший тайну, решится попросить о чем-то, лишь когда просьба связана с искуплением вины. Но если нужно публиковать что-то в заграничном журнале, значит вина – больше, чем донос. Дело серьезное, значительнее мук совести одного человека».
Выготскому стало не по себе: что таится в мрачном подвале, который должен помочь осветить? И что значит фраза о неожиданной смерти?
«Не упадите!» – сказал таможенник. В пожелании Выготскому теперь почудился зловещий смысл. Нет, он правильно сделал, что взял пакет. Тем самым помог Славке запоздало, но перейти на другую сторону баррикад. Вот только какой опасности подверг себя, оказав услугу?
Сколько раз убеждался, – прогнозы синоптиков не стоит воспринимать всерьез. Впрочем, веришь не потому, что доверяешь, а просто очень хочется, чтобы было, как сказали по радио: тепло, без осадков...
Тепло... Не то слово! Жара! Хоть бы на минуту солнышко выглянуло. А по большому счету, все равно, пусть льет, – привык. Как-то не воспринимаешь: носки мокрые, – вместо освежающего компресса, чтобы в транспорте не уснул. Козырек кепки – водосточный карниз. Зонтик раскрыть – неохота возиться. И так уж промок. Чего бояться?
Нет, неплохие деньки, – продолжал рассуждать Алексей, пробираясь в толпе, редевшей по мере удаления от метро. В чем дело?.. Ход мыслей неожиданно прервался. Слишком явно вдруг шарахнулась от него молоденькая девушка.
Понял. Усмехнулся: конечно, будут шарахаться! Неплохие деньки, раз позабыл о собственной физиономии. От такой образины как не отшатнуться... Набили физиономию, зато дальше пресытится Загодеевой без помех. Его желание осуществлено. Недаром знал: унылые дни осенью трудны, но вопреки погоде – интересны. Устаешь нести в душе низкое небо, зато какие силы оно оживляет в тебе! Словно зверь выходишь на тропу...
Поганые дни! И дождливые, и солнечные – все одинаково. Только и радости, что коллекционировать женские задницы. Как уныло: шанс номер один, шанс номер два...
Все! Стоп! Просто устал, и болит скула. И еще дождь.
«Обработать» Загодееву, отвязаться от нее, дождаться тепла. Только бы ярко-синее небо. И хорошие новости от Левона.
Все! Больше ничего не надо!
В просторной комнате, где размещался отдел научно-исследовательского института, их было двое: Верочка и недавно принятый на работу лаборант. Рабочий день кончился, – звуки за стенами и топот ног в коридоре стихали, а потому пощечина, которую она ему отвесила, прозвучала особенно громко.