Шантаж чудовища
Шрифт:
Откручиваю крышку на маленькой баночке и кладу рыжее варенье на круассан. Слишком сладкое. Я отодвигаю тарелку с баночной и круассаном подальше, беру чашку с кофе и подхожу к огромному эркерному окну. Вдалеке я вижу человека, присевшего на корточки. Должно быть, он садовод. Потом он поднимается и что-то ударяет ногой по земле, к нему подбегает собака. У меня тут же сжимается от спазма желудок, чашка кофе в руке начинает дрожать.
О, Момо!
Двадцать лет назад
— Мама.
—
— В доме нет еды, я хочу есть.
Мама отводит взгляд от урны с папиным пеплом и удивленно смотрит на меня.
— О! Ты хочешь есть?
После похорон мама села в любимое папино кресло и постоянно смотрит на его урну. Я слышала, как мадам Бернард сказала, что у нее тихое помешательство. Помешательство, сохраняющее ее в здравом уме. Ее разум пытается, вне зависимости от потери, справится с травмой, чтобы она смогла жить дальше.
Конечно, в моем возрасте, я не понимаю, что означает слово «помешательство», но меня оно очень беспокоит. Я даже начинаю бояться уходить в школу. Как-то вечером, выпив остатки папиного виски, мама говорит:
— За твое здоровье, Челси, он не умер. Точно, он просто подшучивает над нами. Я думаю, у него появилась другая женщина в другом городе. Но он вернется к нам.
— Но, мама, его прах покоится в этой урне.
— Это не его прах. Ты же знаешь, насколько он был огромным. Он не мог уместиться в этой урне.
Я верю ей, пока месье Лемар не говорит мне, что все люди становятся маленькими, когда их кремируют.
Сейчас мама непонимающе оглядывается по сторонам.
— Почему бы тебе не отправится к месье Лемар? Его жена всегда что-то запекает в духовке.
— Ты пойдешь со мной?
— Нет.
— Ты не хочешь есть?
Она отворачивается от меня.
— Нет. Тебе лучше побыть у них. Мы уезжаем в Лондон на следующей неделе.
— Что?! – задыхаясь спрашиваю я.
— Да, я не могу больше жить в этом доме. Нас выселяют. Но поскольку у меня есть ты, правительству придется нас приютить.
— А как же месье Лемар?
— А что он? Он для нас ничто, — выстреливает она в ответ.
— Как же моя школа?
— Ты пойдешь в школу в Англии, так ведь?
Я топчусь с ноги на ногу, раздумывая. Ранее уже приходили двое мужчин, которые купили папину машину на прошлой неделе.
— Как мы туда доберемся?
— На автобусе, мне хватит на него денег.
— Разве можно Момо взять с собой в автобус?
Моя мать поворачивается к окну. Зима почти заканчивается, снег уже тает.
— Нет, мы не можем взять Момо с собой. Скорее всего сначала нас поместят в приют, где будет только ночлег и завтрак, а там не разрешено держать домашних животных. Думаю, будет лучше, если мы оставим Момо у месье Лемар.
— Нет, мама. Нет, — плачу я, глаза наполняются слезами.
Она внезапно смотрит на меня холодно и твердо.
— Ты опять пытаешься настоять на своем, Челси Эпплби? Ты еще не усвоила урок? Вспомни, что случилось в последний раз, когда ты настояла на своем? Твоего отца убили в лесу. В следующий раз случится что-нибудь со мной. И что ты
15.
Челси
Я решаю прогуляться. Сегодня холодное, ясное утро. Воздух чистый и свежий. Если мне повезет, я смогу наткнуться на стадо оленей. Я иду по дорожке мимо теннисных кортов. И вдалеке, возле массивного раскидистого дуба вижу оленей. Какие-то лежат, другие окружая, пасутся вокруг него на покрытой инеем траве. Я сворачиваю с дорожки и целенаправленно иду к ним.
Некоторые из них поворачивают ко мне свои головы. Они поводят ушами и внимательно наблюдают за мной. С одной стороны, им любопытно, с другой – они осторожны, потому что боятся. Медленно я приближаюсь к ним. Один тут же убегает прочь, некоторые следуют за ним. Я понимаю по их побегу, что ближе подходить не стоит. Я бы с удовольствием подобралась бы к ним поближе и даже погладила.
Я пожалела, что не захватила с собой для них никакой еды.
Я так сосредоточена на оленях, что раздавшийся шорох позади меня заставляет меня подпрыгнуть и повернуться на все сто восемьдесят градусов от страха. Торн движется ко мне. И пульс моего сердца не замедляет, а наоборот, ускоряется. Здесь среди этих просторов он еще больше меня пугает своими черными, джинсами, футболкой и кожаной курткой. Я чувствую неловкость, поворачиваюсь назад к оленям и жду, когда Торн подойдет ко мне. Олени поднимают головы и наблюдают за нами.
— Хочешь покормить оленей? — тихо спрашивает он.
Я поворачиваю к нему голову. Солнечный свет, бьющий ему в глаза, заставляет его прищуриться, и серые зрачки, окаймленные его короткими ресницами, выглядят как блестящее серое стекло.
— Да, я бы с удовольствием.
Он достает бумажный коричневый пакет из пиджака.
— Что там?
— Клубника, — говорит он, потрясая пакетом.
— Они любят клубнику.
— Да. Зимой только этим и следует их кормить.
— О.
Он достает клубнику и тут же к нам приближается самый смелый олень. Он останавливается от нас примерно в двадцати футах. Торн бросает клубнику не так далеко от нас. Олень подходит к ягодам, останавливается, сначала смотрит на нас, потом опускает голову и съедает. Торн бросает еще одну ягоду уже ближе на пять футов. Олень делает несколько шагов к клубнике. Теперь другие олени следуют за ним, к тому месту где первый раз олень съел ягоды.
Торн цокает языком и бросает еще одну ягоду примерно в восьми футах от нас.
— Спорю на доллар.
— О, Боже мой! Он подходит, — взволнованно шепчу я. Олень находится так близко, что я вижу фактически каждую ворсинку шерсти на его теле.
— Ну же, большой мальчик, — обращается к нему Торн.
— Он что, Альфа стаи?
— Не уверен, но он самый храбрый из всех.
Олень подходит и съедает клубнику. Торн бросает следующую примерно в трех футах от нас. Когда олень подходит ближе, он достает еще одну ягоду из своей сумки и протягивает ее на ладони.