Шантажистка

Пирсон Кит А.

— Сьюзан Дэвис?

Она с подозрением оглядывает меня.

— А вы кто такой?

— Мы ищем Сьюзан Дэвис, — повторяю я. — Так это вы?

— Говорите, кто вы такой, и я отвечу на ваш вопрос.

— Я — Уильям, а это мой друг, Клемент…

Свою фамилию я не называю из опасения, что хозяйка даст от ворот поворот. А фамилия Клемента, внезапно доходит до меня, мне вообще неизвестна.

— И чего вы хотите? — раздраженно осведомляется старуха.

— Если вы и есть Сьюзан Дэвис, мы хотели бы

поговорить с вами.

— О чем?

— Тема довольно деликатная, и я предпочел бы не обсуждать ее на пороге.

Хозяйка вздыхает, однако сдается.

— Да, я Сьюзан Дэвис. У вас пять минут.

Не то чтобы я строил какие-то планы, однако на некоторое дружелюбие со стороны Сьюзан все же надеялся и уж точно не рассчитывал на подобный грубый прием. Делать, однако, нечего, и я следую за ней через прихожую в крошечную гостиную. И без того ограниченное пространство забито плохо сочетающейся мебелью: два кресла, диванчик, три переполненные книгами этажерки и несколько полок с дешевыми безделушками.

— Присаживайтесь, — шамкает хозяйка, указывая на диван.

Я следую приглашению, в то время как Клемент остается в дверях. Сьюзан косится на него, однако как будто совершенно не переживает на его счет и опускает свое полное тело в одно из кресел.

— Ну так что вам надо? — бурчит она.

— Это долгая история.

— Так выкладывайте покороче, — раздраженно бросает старуха.

— Хорошо. Перейду сразу к делу. Чарльз Хаксли — мой отец.

Я ожидаю ее реакции, однако за исключением слабого тика на левой щеке таковая практически отсутствует. Воодушевленный отсутствием взрыва эмоций, продолжаю:

— А ваша дочь, Габби… хм, как бы так выразиться… Шантажирует меня.

В ответ на мою сенсационную новость старуха только слегка прищуривается. Признаться, тут уж я ожидал от нее большего, нежели неподвижного взгляда.

— Сьюзан, вы меня слышите? Ваша дочь недавно выяснила, кто ее отец, и она воспользовалась этим фактом, чтобы шантажировать меня.

Воцарившуюся тишину нарушает лишь тиканье невидимых глазу часов.

— Ну так и что? — наконец брюзжит Сьюзан.

— Я надеялся, что вы с ней поговорите.

— И что ей скажу?

Мое волнение усиливается, однако я стараюсь говорить спокойно.

— Понятное дело, я хочу ее остановить, и мне представлялось, что вас она послушается.

Старуха только и поживает плечами:

— Меня это не касается.

— Что значит, вас это не касается? Очень даже касается! Полагаю, именно вы передали ей свидетельство о рождении и письмо моего отца. Вот последнее, кстати, вас действительно не касается, и вы не имели права показывать его другим! Как оно вообще к вам попало?

Она ерзает в кресле, однако не отвечает.

— Так как? — взрываюсь я, теряя терпение.

— Прошу вас немедленно

покинуть мой дом.

— Одну секундочку. Я только что сообщил вам, что ваша дочь шантажирует меня. Вы не можете оставаться безучастной. Шантаж, как-никак, серьезное преступление!

— Ну так обратитесь в полицию, — огрызается старуха.

Мера очевидная, но только не для моего случая.

— И вы ничего не имеете против, Сьюзан? Вас не волнует, что Габби отправят в тюрьму за шантаж?

— Да она та еще упрямица, и всегда была такой! Не станет она меня слушать, даже если я захочу вмешаться!

Похоже, пора переходить к уговорам, как вдруг Клемент пересекает комнату и занимает позицию рядом с диваном.

— Эй! Посмотри на меня, — рявкает он на Сьюзан.

Старуха поднимает на него взгляд, однако не проявляет ни малейших признаков беспокойства. Тон великана отнюдь не дружелюбный, но поскольку Сьюзан и не думает внимать доводам рассудка, пускай уж Клемент попытает удачи со своим подходом. До известных пределов, разумеется.

— Знаешь, что твоя чокнутая сучка отколола? — продолжает он.

Снова равнодушное пожимание плечами.

— Переспала с Биллом, — кивок на меня, — а потом призналась бедолаге, что она его сестра. Это кем же нужно быть, чтобы учудить такое, а?

Я в ужасе смотрю на своего добровольного помощника, до глубины души потрясенный его вероломным разоблачением моей грязной тайны. Впрочем, стоит мне перевести взгляд на Сьюзан, и меня ошеломляет выражение ее лица. На нем нет и намека на возмущение или отвращение. И старуха вовсе не кажется запуганной, когда свирепо таращится на Клемента и выплевывает:

— Ну и молодец!

Затем она с такой же ненавистью набрасывается и на меня:

— После того, как с нами обошелся твой папаша, надеюсь, Габби обдерет тебя до последнего пенни! Что до меня, она имеет право на эти деньги!

— А я и не спорю, что она на что-то имеет право, — парирую я. — Я предлагал ей свою лондонскую квартиру, а если вы нуждаетесь в средствах, я и вам готов помочь. Мой отец поступил дурно, но и Габби ведет себя не лучше. Неужели вы не понимаете?

Сьюзан неожиданно хихикает.

— Так ты весь в папашу, верно?

— Простите?

— Бросаешь нам крохи, а потом еще и благодарности ожидаешь. Я ж говорю, одного поля ягоды.

— Лично я не стал бы называть крохами квартиру в центре Лондона, которая стоит два миллиона фунтов, — фыркаю я. — И какого бы там поля вы меня ни считали, вы очень ошибаетесь.

Кажется, переговоры зашли в тупик. Обе стороны обдумывают следующий ход. Вот только у меня по части идей туго. К счастью, вновь вмешивается Клемент:

— Позволь мне кое о чем спросить тебя, бабуля. Ты думаешь, Билл просто сдастся и все ей отдаст?