Шапка Мономаха

Иртенина Наталья Валерьевна

А до тех пор быть борьбе, вроде той, что не раз он подсматривал на ловах в степях за Белавежей: сойдутся тур с туром, низко опустят широкие лбы и упрутся друг в дружку рогами – кто кого сдвинет со своего пути. Только упираться князю нужно не в один упрямый лоб, а сразу в несколько.

Он едва не расхохотался красноречивой картине, возникшей на летних открытых сенях, опоясывавших второй ярус терема. Киевский Святополк нежданно повстречал на пути двоюродного племянника, теребовльского князя Василька Ростиславича, появившегося из-за угла с двумя своими мужами. Застывши со спрятанными за спину

руками, великий князь несколько мгновений бычил лоб, затем вдруг развернулся и быстро зашагал в обратную сторону. Василько, посмотрев ему вслед, также круто повернул своих бояр назад.

Мономаху пришло на ум грустное сравненье: он будто приглядывает с этой вежи за несмышлеными отрочатами, как старший брат или отец утирает им разбитые в играх носы и выговаривает за злые проказы. Князья русской земли и впрямь заигрались в отроческие игры и не замечают, что их мечи давно не деревянные, а раны пачкают одежду совсем не клюквенным соком.

И сколько же сил вынули они из него, пока уговаривал их собраться вместе для разрешения всех споров и неотложных дел! Сколько златых слов расточил… а прозвания Златоуста все же не заслужил, ибо большая часть тех слов пропала втуне, легла в грязь гордыни и самолюбия и плода не даст. Один Господь знает, как Ему удалось подвигнуть княжье племя Руси съехаться в Любече.

Лодья тем временем успела подплыть к городу, однако у посадских пристаней не встала. Шла далее, к холму, на котором, словно страж, возвышался княж двор. Мономах теперь ясно видел знак на парусе – двузубец его отца. Владимир Всеволодич нахмурился. В Любеч пожаловал кто-то из женской половины семейства – мачеха или сестры. Что понадобилось на княжьем съезде бабам?

Не двигаясь с места, он следил, как зачаливает у берега лодья, как на сходни порывисто ступает фигура в чернеческой рясе и широком клобуке. Кмети сопровождают ее к опущенному через ров мосту. Пройдя сквозь мостовую башню, она преодолевает крутой подъем по брусчатке к воротам. Сторожевые отроки кричат из воротной башни Мономаху, которого давно заметили на веже:

– Янка-игуменья из Киева приплыла, князь! Встречай, что ли.

Владимир Всеволодич спускается во двор и, минуя молодечные, идет навстречу гостье.

– Здравствуй, сестра! – приветствует он ее, ожидая худых вестей. Иначе для чего торопилась?

– Спаси Христос, брат!

Янка берет его руки и глубоко, с тревогой заглядывает в глаза. Молодость княжьей дочери давно отцвела и осыпалась, а вместо красоты девичьего лица проявились отблески вечерней зари, не имеющей возраста и роняющей в душу каплю благодатной вечности.

– Что случилось, сестра? Ты взволнована. Здоровы ли мачеха и сестры?

Князь повел Янку к веже, а через проход в ней – к княжьему терему.

– Прости, брат. По моей несдержанности ты мог подумать Бог знает что. Не тревожься, все в здравии и благополучии. Но я беспокоюсь о тебе.

Монахиня сильнее вцепилась ему в руку.

– Не стоит, Янка. – Владимир привлек ее и поцеловал в чело. – Ныне я как никогда уверен в себе и в том, что делаю. Если дело только в твоем беспокойстве, тебе не нужно было покидать Киев.

– Я видела сон, Володьша!

– Ты хочешь сказать, будто приплыла сюда лишь потому, что тебе что-то приснилось? –

Князь недоуменно смотрел на сестру. – Янка, детство, когда ты прибегала ко мне, чтобы поведать свои страшные сны, давно кончилось. И у тебя, и у меня нынче другие заботы.

– Когда я расскажу, что видела, ты поймешь меня, – настаивала игуменья киевского Андреевского монастыря.

– Хорошо, сестра, я выслушаю, – покорился Мономах. – Но сначала накормлю тебя.

– Нет, Володьша. Мне кусок в горло не полезет. Давай сядем где-нибудь.

– Будь по-твоему.

Князь знаком отпустил следовавших за ними дружинников. Пройдя под сенями, они вдвоем поднялись к верхнему крытому гульбищу, которое вело в церковь. В храме, на тесных хорах, сели рядышком.

– Тут нам никто не помешает. Ну, рассказывай, – молвил князь с улыбкой.

Янка вдохнула поглубже.

– Я боюсь за тебя, Володьша. То, что я видела, было ужасно и мерзко. Я видела большой стол, крытый чистой белой скатертью. Вкруг стола сидели все вы – ты, Святополк, Олег и Давыд, прочие князья. А на столе между вами стояла чаша. Она была пуста. Вдруг в горницу вошел некто… я не видела его, а только чувствовала. Он приблизился к столу, вытянул руку. В ней он сжимал нож. Вдруг он размахнулся и вонзил нож в стол рядом с чашей. Из того места, куда воткнулся клинок, потекла кровь, Володьша! Она разлилась по всему столу. Кровью оказалась полна и чаша. Никто из вас не дрогнул, не пошевелился. Но ты, брат…

– Что я?

– Ты, будто очнувшись, потянулся к чаше и взял ее. Поднес ко рту. Ты хотел выпить ее!

Янка бессильно приникла головой к плечу Владимира.

– Ну так что ж – выпил? – спросил он.

– Не знаю. Сон прервался.

– Так что тебя напугало? – не понимал князь. – Кровь?

– Да, кровь, – тихо произнесла монахиня, сев прямо. – Это не просто сон. Я уверена. Будь осторожен, брат. Кто-то хочет погубить тебя. И быть может, этот кто-то не один… Не пей чашу, которую приготовят тебе! – взмолилась Янка, сжав плечо брата.

– Успокойся, сестра, – ободряюще усмехнулся князь. – Ту чашу, которую мы все выпьем здесь, я приготовлю сам.

– Ты так уверен в этом, что мне делается страшно. А ведь ты не можешь знать, чем все закончится. То новое, что ты задумал для Руси, – вправду ли это помирит всех? И поверят ли тебе все?

– Должны поверить. – Скулы на лице князя заиграли.

– Ты сам не веришь, – снова заглянув ему в глаза, сказала игуменья. – Ведь ты не хочешь этого!

– Я должен! И хватит о том, Янка.

– Последнее, брат, – попросила она. – Всем ли своим боярам ты доверяешь?

Князь задумался, потом резко тряхнул кудрями с проседью.

– Я не буду отвечать на твой вопрос. Ты женщина, и тебе не понять всего.

– Не отвечай. Но выслушай. Недавно я была на отцовом Красном дворе в Выдубичах. Ты позволил жить там боярину Орогосту, который приплыл из Тьмутаракани.

– Несчастный слепец. Это немногое, что я мог сделать для него.

– Он поведал мне, что когда в Выдубичи приезжал твой воевода Ратибор, Орогост узнал голос одного из его дружинников. Этот кметь был в Тьмутаракани перед тем, как Олег ушел оттуда на Русь. Он предлагал Олегу чью-то помощь против тебя…