Шарада
Шрифт:
Поэтому все должно быть хорошо.
— Я никому не позволю причинить тебе боль, — говорю я ей, надеясь, что так будет лучше.
— Я знаю.
Мои руки скользят к ее талии. Я поднимаю ее футболку и снимаю через голову. Ее желтый бюстгальтер контрастирует с ее темной кожей. Это так сексуально.
Внезапно я чувствую себя ничтожеством, потому что она всю ночь проспала в этой одежде. Я должен был раздеть ее раньше. Наверно, ей было неудобно спать.
Наклонившись вперед, я дразню ее губы своим языком, чтобы она их
Эта девушка — моя. У меня и раньше было много девушек, но ни одна из них не была моей. Я не хотел, чтобы они становились частью меня, удерживать их, а с ней мне лишь хо-чется защищать ее и все время быть рядом.
Наши губы продолжают облизывать, посасывать и дразнить друг друга в то время, как я вожусь с застежками на ее бюстгальтере. Клянусь, она буквально мурлыкает мне в гу-бы, когда он падает на пол.
Я отстраняюсь, потому что не могу сейчас не посмотреть на нее. На ее стройное тело, темное и загорелое.
— Ты такая сексуальная.
Она ухмыляется. Теперь на мне ее руки, они стягивают с меня футболку. Я так возбу-жден. Я готов заняться любовью с этой девчонкой. Черт, думать о таком глупо, но это прав-да.
И я больше не могу ждать.
Я вожусь с ее брюками, стаскивая их. Ее трусики того же цвета, что и бюстгальтер, и мне хочется снять их с нее и бросить на пол.
Следующими идут мои. Мы оба хватаемся за них и смеемся. Смеемся, потому что на-столько торопимся овладеть друг другом. Никогда такого не было — ни с ней, ни с кем-либо еще.
Из ящика я достаю презерватив. Губы Шай впиваются в мои. Мы безумно нуждаемся друг в друге и настойчивы. Я поднимаю ее, прежде чем на кровати накрыть своим телом. Я снова ее целую. Ее руки тянут меня за волосы.
— Кольт… быстрее.
Мы снова смеемся. Я никогда так не смеялся, как с ней. Несколько часов назад я был зол, только вышел из камеры и вел себя по-дурацки со своей мамой, а теперь я здесь с ней…
Счастлив.
Чертовски счастлив.
— Я хочу поиграть, — поддразниваю я. Касаюсь языком ее соска. Потом второго. Ее ноги обхватывают меня, и я прижимаюсь к ней, чувствую, не входя в нее.
Шай стонет. Выгибается мне навстречу, и я понимаю, что если не заполню ее, то сой-ду с ума.
Зубами я рву упаковку. Мои руки упираются в кровать, с каждой стороны от ее голо-вы.
Ее темные глаза смотрят на меня, освещенные восходящим солнцем на улице.
Я не отрываю от нее взгляда, когда вхожу внутрь. Кому какое дело, как это звучит, по-тому что все это тоже ощущается по-другому. Она цепляется за мою спину, и я беру ее губы. Мы движемся вместе, и мне так хорошо, что я могу взорваться прямо
Наши тела липкие от пота, и мне это тоже очень нравится.
Я продолжаю. Сильнее. Быстрее. Для нее. Для себя. Потому что я хочу это сохранить. Я хочу сохранить это ощущение. Ее самой. Того, как быть счастливым.
Это больше не игра, черт возьми. Никаких шарад. Не знаю, как точно это назвать, но чем бы это ни было, оно наше. И я хочу вцепиться в него. И никогда не отпускать.
Шай наполовину лежит на мне, моя рука — в ее волосах, ее дыхание — на моей груди. Она не спит, и хотя мы лежим так уже минут тридцать, никто из нас ничего не говорит.
Нам со стольким дерьмом нужно разобраться: моей мамой, моим предстоящим су-дом, ее паникой. Это все есть, но не сейчас, потому что в этой комнате никого, кроме нас, нет.
Я сажусь, не желая вылезать из кровати, но мне надо пописать, и еще нам много чего нужно сделать. Я сижу на краю кровати, мое белое одеяло обернуто вокруг нее.
— Нет, — говорит Шай, потянувшись ко мне.
— Мне нужно вставать.
— Тебе нужно остаться в постели, потому что, если ты встанешь, то и мне придется, а я очень устала. — Это безумие, но я слышу в ее голосе улыбку.
Я поворачиваюсь к ней.
— Я знаю, что вымотал тебя, но… — Мои слова прерывает игривый толчок. Смеясь, я пытаюсь выбраться из постели, но тогда она обнаженная садится рядом со мной. Одна ее рука обнимает меня за плечи, а другая проскальзывает под мою руку. Она соединяет обе ру-ки.
— Ты никуда не пойдешь.
— Или я просто заберу тебя с собой, — ухмыляюсь я. Она смеется, и я тоже. Я гляжу в сторону, так что вижу, как она выглядывает из-за плеча.
— Я знаю, что мне трудно отказать.
Я закатываю глаза.
Слова здесь неуместны, но я все равно их произношу:
— Я хочу помириться с мамой. Сделать сегодня что-то для нее. Хочешь пойти со мной?
Еще одна улыбка. И она действует прямо на мой член, вызывая возбуждение. Шай кладет подбородок мне на плечо.
— Я бы не позволила тебе идти без меня.
— Насчет того, что ты мне рассказала…
— Я знаю. Мне нужно с этим справиться.
— Я помогу тебе. — Кто знает, получится ли у меня, но я хочу, чтобы она знала, что я буду рядом.
— Я знаю, — снова отвечает она. — А теперь пошли. Давай навестим твою маму.
— До сих пор не могу поверить, что тебя повязали. Это круто.
Я подмигиваю маме. Мы сидим на одеяле, за пределами жилого комплекса. Не знаю, было ли умно привести ее сюда, но ей захотелось на свежий воздух. И пусть все идет к черту, если единственное, что у тебя может быть, — это воздух.
У нас пикник, хотя ест она немного. Черт, я не знаю, ест ли она вообще хоть что-нибудь, но она улыбается и смотрит на солнце или на меня с Шай.