Шарада
Шрифт:
После урока я не спеша собираю свои вещи. Не потому что я без сил и не могу видеть Грегори с рыжей. Как бы там ни было, я покончила с ними, но я устала от недосыпа и не со-бираюсь становиться девушкой, которой приходится пулей вылетать из класса, чтобы не столкнуться с ними.
Я слышу ее смех и съеживаюсь, случайно уронив свои вещи на пол. Отлично.
К тому времени, как я со всем этим справляюсь, в классе никого уже не остается, кро-ме преподавателя, который не обращает на меня никакого
Я разворачиваюсь, собираясь направиться на следующий урок, как вижу их. Грегори и рыжую. Он, целуя, прижимает ее к стене и бедрами трется об нее. Да. Прямо здесь у всех на виду. Меня сейчас стошнит. Этот придурок без конца названивал мне, оставлял голосо-вые сообщения, а теперь у меня перед носом обжимается с ней?
Какого черта он о себе возомнил?
— Не плачь, Принцесса. Ты же знаешь, как говорится. Нужно перецеловать кучу ля-гушек, чтобы найти своего принца.
Я сразу узнаю голос парня с татуировками. Только я поворачиваюсь, чтобы сказать ему, куда он может засунуть свой совет, как он уже отходит от меня.
Пошел он к черту.
И Грегори тоже.
И все остальные, кто пытается оттолкнуть меня. Я и без них обойдусь. Вечером я пойду на эту вечеринку и докажу всем, что они сильно ошибаются.
Глава 6
Кольт
Когда Адриан сказал, что парни из братства организовывают вечеринку, я тут же со-гласился. Явиться без приглашения на вечеринку хорошеньких мальчиков — всегда здоро-во. Кроме того, это отличная возможность для меня заработать деньги. Парни из братства — одни из моих лучших покупателей. Не стоит забывать, что я прихожу туда, чтобы знако-миться с девчонками. Две самые важные вещи в моем списке.
Прежде, чем уйти, я заглядываю домой к маме. Сегодня ее голос звучал дерьмово, ко-гда я разговаривал с ней по телефону. Каждый раз, когда я думаю навестить ее, у меня в жи-воте образовывается узел, а потом я чувствую себя мерзавцем, потому что я — ее сын, а она умирает. Я должен лучше справляться с этим. Ради нее.
Почему-то мое сердце стучит, как отбойный молоток, когда я захожу в квартиру. Я провожу рукой по волосам, что еще больше меня раздражает. Ненавижу подобного рода вредные привычки, когда нервничаю.
— Кольтон, она спит, — с кухни сообщает мне Мэгги.
Я разворачиваюсь и направляюсь к ней.
— Как она? Как прошел ее сегодняшний прием у врача?
Мэгги вздыхает. Ее седые волосы собраны на затылке в пучок, который исчезает, как только она поворачивается ко мне лицом.
— Они добавили еще один препарат. Он сильнее, чтобы помочь справиться с тошно-той и рвотой. А также еще обезболивающих.
Я облокачиваюсь на стол.
— Твою мать.
— И этим ртом ты целуешь свою маму?
Я знаю,
— Я не в настроении, Мэгги.
Она подходит ко мне, в ее темных глазах читается грусть. Я знаю, что для нее все это так же тяжело, как и для меня. Она самая лучшая мамина подруга, которая у нее только бы-ла.
— Сколько еще, Мэгги?
— Тебе не захочется этого знать, Кольтон.
— А аренда заканчивается через две недели. Ты же знаешь, что они всегда поднимают плату, когда время подходит к подписанию нового договора аренды. Хоспис будет заботить-ся о лекарствах, я же больше обеспокоен платой за квартиру и счетами.
Будет ли ей нужен новый договор? Как только эта мысль мелькает у меня в голове, я чувствую себя самым большим придурком на свете. Нужен. Она должна.
— Твою мать, — снова выдавливаю я. Это когда-нибудь закончится? Боже, она ничего не сделала, только лишь трудилась всю свою жизнь. Ради меня она надрывала свою задницу в то время, как с легкостью могла бы меня оставить, как отец. Но она этого не сделала. Даже тогда, когда отец был в тюрьме, а потом вышел из нее. Даже когда мы ели лапшу Рамен каждый день.
Такова ее плата за все труды?
— Я выкрою еще несколько часов. Может, выполню кое-какую случайную работенку. — Мэгги касается моей руки, и я продолжаю: — Я должен был пойти. Вместо того, чтобы тратить время на дурацкие занятия, я должен был быть с ней.
— Ты же знаешь, что она хочет, чтобы ты ходил на занятия. Ты проживешь так, как она мечтала, и именно это имеет для нее значение.
Я не отвечаю на это, но говорю:
— Зайду проведать ее.
Я иду в мамину комнату. Она лежит в кровати так неподвижно, белая как призрак. Мое сердце падает куда-то к моим ногам. Черт побери, она выглядит как мертвая. Блин, она не может быть мертва, ведь так?
— Разве тебе никто не говорил, что пялиться неприлично?
Мамины глаза с трепетом открываются. Я шумно выдыхаю.
— Моя мама пыталась научить меня хорошим манерам, но, похоже, я просто не очень хорошо их усвоил, — входя в комнату, я поддразниваю ее.
— Нет, усвоил. Тебе просто нравится притворяться, что это не так.
Я пододвигаю стул к ее кровати. Все по-другому, когда люди знают, что ты умираешь, и они ничего не могут сделать. Никаких больниц. Единственное, что можно сделать —
это ждать. И принимать лекарства. Все время принимать лекарства.
— Как ты себя чувствуешь?
Я не в настроении, чтобы притворяться счастливым.
— Счастлива видеть своего сына. Что будешь делать сегодня вечером? Какие-то гран-диозные планы с друзьями?
У нее на губах играет легкая улыбка, но губы сухие. Слишком сухие.
Я беру чашку со столика возле ее кровати.
— Давай я помогу тебе попить.
Я подношу трубочку к ее рту, но она качает головой и трясущейся рукой хватает ста-кан.