Шардик
Шрифт:
Не в силах долее выносить эти мучительные мысли, Кельдерек резко вскинул голову, ударил себя по лбу кулаком и яростно хлестнул палкой по кустам. Тугинда словно не заметила внезапной вспышки неистовства и продолжала медленно шагать вперед, уперев взор в землю.
— В Бекле мне часто казалось, — нарушил молчание Кельдерек, — что владыка Шардик вот-вот откроет мне какую-то великую тайну — тайну, постигнув которую люди наконец узнают, для чего живут на земле, как защитить свое будущее и оградить себя от всякой опасности. Тогда мы выйдем из тьмы невежества и станем истинными слугами божьими, ясно понимающими, для какой жизни он предназначил нас. Но я так и не получил откровения, как ни старался.
— Дверь была заперта, — бесстрастно обронила тугинда.
— Я-то
Ближе к вечеру они наконец вышли из леса и приблизились к убогому поселению из трех-четырех хижин, расположенному близ ручья. Двое мужиков, не понявших ни слова из сказанного Кельдереком и угрюмо разговаривавших между собой на незнакомом наречии, которое он слышал впервые, обыскали его с головы до ног, но не нашли чего взять. Они хотели обыскать и тугинду, но Кельдерек схватил одного из них за плечо и отшвырнул в сторону. Мужики, очевидно, рассудили, что ради призрачного шанса на поживу лезть в драку не стоит, ибо отступили назад, разразившись бранью, и знаками велели убираться вон. Однако не успели они с тугиндой отойти на расстояние брошенного камня, как их бегом нагнала оборванная костлявая старуха, протянула ломтик черствого хлеба и, обнажив в улыбке черные зубы, показала рукой в сторону хижин. Тугинда ответно улыбнулась, без тени страха принимая приглашение, и Кельдерек, безучастный к своей судьбе, не стал возражать. Сердито ворча на двух мужиков, стоявших поодаль, старуха усадила гостей на лавку у хижины и принесла каждому по миске жидкой похлебки с какими-то безвкусными серыми кореньями, распадавшимися во рту на волокнистые клочья. Подошли еще две женщины и несколько рахитичных ребятишек со вздутыми животами — они молча глазели на пришлецов, слишком слабые, чтобы шуметь и возиться, как положено детям. После еды тугинда серьезно поблагодарила женщин по-ортельгийски и поцеловала каждой грязную руку. Кельдерек, как и накануне вечером, сидел в глубоком раздумье, смутно сознавая, что дети учат тугинду какой-то игре в камешки. Пару раз она рассмеялась, и малыши тоже залились смехом, а вскоре один из хмурых мужиков приблизился к нему и протянул глиняную чашу со слабым кислым вином, из которой предварительно отхлебнул сам, показывая, что напиток не опасен. Кельдерек выпил за здоровье хозяина, потом стал смотреть, как восходит луна, а позже по приглашению проследовал в одну из хижин и улегся спать на земляном полу.
Проснувшись среди ночи, он вышел наружу и увидел другого мужчину, сидевшего с поджатыми ногами у низкого костра. Довольно долго Кельдерек сидел рядом, не произнося ни слова, но в конце концов показал рукой в сторону ручья и спросил: «Зерай?» Мужчина кивнул, вороша веткой угли, потом ткнул пальцем в него и повторил: «Зерай?», а когда Кельдерек в свою очередь кивнул — коротко хохотнул и с нарочито испуганным видом оглянулся, изображая человека, убегающего от преследователей. Кельдерек пожал плечами, и больше они не разговаривали, так и сидели у костра в молчании до самого рассвета.
Тропы рядом с ручьем не было, и они с тугиндой следовали вдоль русла, с трудом пробираясь через густые лесные заросли. Вытекая из леса, ручей сбегал каскадом по крутому скалистому склону. Кельдерек остановился на краю откоса и обвел взглядом равнину внизу. Примерно в лиге слева тянулась на восток горная гряда. Скользнув по ней глазами, он различил далеко на востоке тонкую серебряную полоску, тускло поблескивающую в солнечных лучах, и показал рукой:
— Должно быть, это Тельтеарна, сайет.
Тугинда кивнула, и чуть погодя Кельдерек добавил:
— Вряд ли владыка Шардик сумеет до нее добраться. Если мы его не отыщем, когда доберемся до реки, то никогда уже не узнаем, что с ним сталось.
— Мы найдем владыку Шардика — либо ты, либо я, — ответила тугинда. — Мне был сон.
Несколько мгновений она напряженно всматривалась в юго-восточный горизонт, а потом первая двинулась вниз по склону, петляя между валунами.
— И что же вы видели, сайет? — спросил Кельдерек, когда они остановились передохнуть.
— Да
Действительно она не поняла вопроса или просто притворилась, сказать было трудно, и Кельдерек решил больше про Шардика не спрашивать.
У подножия склона простиралась широкая топь, и они измазались в грязи по колено, пока пробирались вдоль ручья между мочажин и тростниковых зарослей. Кельдерек принялся воображать, будто он, как герой какой-нибудь старой сказки, заколдован и постепенно, день за днем, превращается из человека в животное. Начались изменения сразу после переправы через Врако и незаметно происходили и сейчас, когда он брел, словно дикий зверь, через суровый край, где оказался не по своему желанию и где у людей нет имен, а у селений — названий. Он мало-помалу терял дар речи и уже мог часами не только молчать, но и вообще ни о чем не думать: человеческое сознание в нем сузилось до крохотной точки, как кошачий зрачок на ярком солнечном свету, а жизнь его, продолжавшаяся по чужой воле, стала просто бессмысленным существованием в ожидании смерти. Человеческого стыда и раскаяния он теперь почти не испытывал, зато остро чувствовал все больные места на теле под задубевшей от пота одеждой.
Через несколько часов топь кончилась, и они наконец вышли к проселочной тропе, а потом и к деревне — единственной, попавшейся Кельдереку на пути к востоку от Врако и самой нищей и захудалой из всех когда-либо виденных. Они отдыхали на подходе к ней, когда мимо прошагал мужчина с вязанкой хвороста. Оставив тугинду сидеть на обочине, Кельдерек поспешил за ним и, догнав, спросил дорогу в Зерай. Мужчина указал на юго-восток и ответил на бекланском:
— Полдня пути, до темноты не успеете. — Потом бросил взгляд на тугинду и проговорил приглушенным голосом: — Бедная женщина… ну куда ей такой в Зерай тащиться! — Должно быть, Кельдерек посуровел лицом, ибо мужчина торопливо добавил: — Не мое дело, конечно… просто она выглядит неважно, вот и все. Легкая лихорадка, видать…
И тотчас зашагал дальше со своей ношей, словно испугавшись, уж не сболтнул ли чего лишнего: ведь в здешних краях у многих прошлое сидело острой занозой в сердце и необдуманное слово было подобно неверному шагу в кромешной тьме.
Едва они приблизились к крайним хижинам — тугинда тяжело опиралась на руку Кельдерека, — путь им преградил устрашающего вида мужик: грязный, хмурый, с синими татуировками на щеках и костяной булавкой длиной с палец в ухе. Он не походил ни на одного из людей, виденных Кельдереком среди разноплеменных толп на рынках Беклы. Однако заговорил он на невнятном, ломаном бекланском, обходясь весьма ограниченным словарным запасом.
— Идти откуда?
Кельдерек махнул рукой на северо-запад, где уже клонилось к закату солнце.
— Деревья наверху? Пройти через все деревья?
— Да, мы пришли из-за Врако, направляемся в Зерай. Давай избавлю тебя от беспокойства, — сказал Кельдерек. — Взять у нас нечего, а эта женщина, как сам видишь, уже немолода. Она изнурена.
— Больная. В деревьях наверху много болезни. Не садиться здесь. Уходить.
— Она не больна, просто очень устала. Прошу тебя…
— Не садиться! — яростно рявкнул мужик. — Уходить!
Тугинда собиралась заговорить с ним, но он вдруг повернул голову и издал резкий призывный крик. Из-за хижин начали появляться другие мужчины.
— Баба больная! — проорал татуированный мужик на бекланском, а потом разразился тирадой на незнакомом языке.
Селяне согласно закивали, восклицая: «Да! Да!» Через несколько мгновений тугинда, отпустив руку Кельдерека, повернулась и медленно двинулась назад по дороге. Кельдерек зашагал следом. Когда он с ней поравнялся, в плечо ей ударил камень, и она пошатнулась, тяжело наваливаясь на спутника. Второй камень упал в пыль у них под ногами, а третий попал Кельдереку в пятку. Позади раздались громкие крики. Не оборачиваясь, Кельдерек низко нагнул голову, одной рукой обхватил женщину за плечи и полупотащил-полупонес ее обратно по тропе.