Шарль-Луи Монтескье. Его жизнь, научная и летературная деятельность

Немного найдется писателей, которые оказали бы такое глубокое и плодотворное влияние на своих современников, на монархов и государственных деятелей, на последующие поколения и даже на положительное законодательство почти всех стран Европы, какое, несомненно, имел Монтескье.

Кроме того, им немало сделано для политических наук и для истории. Он был вторым после Вико писателем, не только догадывавшимся, что историческими событиями правит не слепой случай или произвол, но убежденным в том, что в этой области, как и во всех мировых явлениях, все совершается по закону причинной связи. Он вполне справедливо считается одним из основателей

науки государственного права и предтечей немецкой исторической школы правоведов. Но главная заслуга Монтескье перед человечеством и главное его значение в том, что он первый познакомил Европу с английскими государственными учреждениями, что он первый понял их значение и достоинства… В XIX веке эти учреждения в несколько измененном виде были заимствованы всею Европою и стали весьма важным фактором европейской культуры и цивилизации.

В первой половине XVIII века, когда писал Монтескье, еще только намечалась та масса самых близких для человека вопросов, которые впоследствии были выдвинуты мыслителями этой эпохи. Умы невольно обращались к исследованию условий общественной жизни, находившихся в явном несоответствии с народившимися и осознанными потребностями. Везде в Европе, кроме Англии, царил абсолютизм; личность была подавлена, и массы находились в полурабском состоянии. На континенте Европы того времени не существовало человека и гражданина: были дворяне, духовные, ремесленники, крепостные, свободные крестьяне, купцы, – но вне этих узких сословных рамок человек сам по себе был ничто, так как государство того времени не хотело знать такого человека и признавало его только под каким-нибудь ярлыком.

Протест личности против векового гнета, против сословных рамок, стеснявших ее деятельность во всех направлениях, составляет лозунг философии XVIII века.

Особенно ярко и резко протест этот выразился во Франции. Блестящее по внешности царствование Людовика XIV истощило страну; королевский произвол и злоупотребления больших и малых властей дошли до крайних пределов; экономические силы страны были подорваны; власть теряла свой авторитет в глазах всех. Чувствовалось, что такое положение долго продолжаться не может, – и мысль «философов» работала, раскрывая обществу глаза на настоящее и указывая на перспективы лучшего будущего.

Если Вольтер может считаться наиболее типичным представителем своего века в области верований и убеждений, если Руссо горячо призывает к братскому единению между людьми, то Монтескье является апостолом политического гражданства. Он прежде всего человек и гражданин и всегда и везде ищет и указывает те пути, какими человечество должно идти, чтобы признать и уважать гражданина в каждом человеке.

Но Монтескье не сразу был вполне понят и оценен своими соотечественниками. Сравнительная умеренность его взглядов, некоторая доля сословных предрассудков, не чуждых его произведениям, на каждом шагу встречаемые в них указания на необходимость считаться с действительностью и с наследием истории, – все это не могло прийтись по вкусу французскому обществу XVIII века, готовившемуся к коренному пересмотру всего общественного строя. Более смелые, чисто рационалистические построения других его великих современников лучше отвечали господствующему настроению. «Персидские письма», гораздо менее глубокие в философском отношении, чем «Дух законов», приняты лучше, чем это последнее произведение, и читались, во всяком случае, больше. Это потому, что Монтескье написал «Персидские письма» в то время, когда сам еще почти вполне подчинялся господствующему направлению и не успел занять еще того самостоятельного положения в умственном движении своего века, которое занял впоследствии с выходом в свет «Духа законов». Но зато вне пределов Франции, в остальной Европе, где не было такого противоречия между настроением общества и действительностью, или потому, что эта действительность лучше отвечала назревшим потребностям, как, например, в Англии, или же потому, что само общество не было настолько подготовлено к освобождению от сковывавших его уз, как на континенте Европы, – там Монтескье скоро нашел ревностных приверженцев, старавшихся провести его идеи в жизнь, и между этими приверженцами его взглядов встречаются монархи и известнейшие государственные деятели.

Екатерина II, увлекавшаяся в юности французской философией вообще, остановилась на сочинениях Монтескье, потому что в них нашла более всего приложимых к жизни указаний, которыми, как ей казалось, можно будет воспользоваться. Она включила в свой знаменитый «Наказ» много взглядов, заимствованных у Монтескье, и сама писала, что «изрядно обобрала г-на президента для блага своих подданных». Грандиозная затея Екатерины не удалась,

потому что была задумана слишком широко, да и взгляды самой императрицы, под влиянием дальнейших событий, успели измениться; но ее «Наказ» не остался без влияния на направление нашего дальнейшего законодательства, а провозглашение с высоты трона великих освободительных идей послужило сильным толчком к самосознанию русского общества.

Прусский кодекс 1792 года составлен под непосредственным влиянием «Духа законов», и деятельность известного прусского министра-реформатора Штейна получала вдохновение из того же источника. Вашингтон был знаком с произведениями Монтескье, и американская конституция составлена не без заимствований из его великого творения. В Англии Блекстон, до сих пор считающийся авторитетнейшим знатоком государственного права, только развивал идеи Монтескье.

Что касается Франции, то и здесь в революционную эпоху делались попытки приложить на практике идеи Монтескье, окончившиеся неудачей, так как идеи эти были поняты слишком буквально и доведены до уродливой крайности. Я говорю о конституциях 1791 года и VIII года республики, представлявших чересчур последовательное и узко понятое применение учения Монтескье о разделении властей и просуществовавших весьма недолго.

Даже люди, придерживавшиеся в своей политической деятельности направлений, резко расходящихся с личными взглядами Монтескье, черпали из его произведении много полезных указаний, аргументов и теорий. Конечно, они брали то, что им было нужно в данную минуту, умалчивая о том, что противоречило их деятельности, – и всегда находили что-нибудь пригодное для себя, так как Монтескье, будучи сторонником известного государственного строя для своей родины в свое время, не считал его абсолютно пригодным всегда и везде. Он старался понять и оценить всевозможные формы политических учреждений; поэтому-то из его произведений и могли черпать небесполезные указания даже люди, которые были бы его политическими врагами, если бы жили с ним в одно время, и поэтому его произведения долго еще не утратят своего значения, какие бы изменения государственного строя ни суждено было в будущем пережить Европе.

Предки и родители Монтескье. – Первые годы детства. – Пребывание в колледже. – Изучение права. – Смерть отца и женитьба.

Шарль-Луи Сегонда барон де Ла-Бред и де Монтескье родился в замке Ла-Бред близ Бордо 18 января 1689 года.

Фамилию Монтескье, получившую всемирную известность, он принял впоследствии, в 1716 году, когда его бездетный дядя, которому эта фамилия принадлежала, под условием ее принятия завещал ему все свое достояние, состоявшее в обширных землях, доме в Бордо и должности президента бордосского парламента. Монтескье принадлежал к довольно знатной дворянской фамилии. Его предки еще в хрониках XVI века упоминаются в качестве вассалов и придворных наваррских королей, а в XVII веке его прадед Якоб Сегонда получает от Генриха IV баронское достоинство.

Род Монтескье принадлежал к числу тех немногочисленных дворянских родов Франции, которые сохранили живую связь с провинцией, не растратили окончательно своего достояния и не обратились в льстивых и жалких придворных Короля-Солнца. Этому, конечно, в значительной степени благоприятствовало то обстоятельство, что еще дед Монтескье Жан-Батист-Гастон Сегонда занимал должность парламентского президента в Бордо и что должность эта, по законам того времени, переходила затем к старшему члену рода. Младшие члены фамилии также занимали должности в провинциальной магистратуре и администрации и жили в Париже лишь временно.

Дело в том, что французское дворянство того времени резко делилось на родовое и служилое. Родовое дворянство, насчитывавшее длинный ряд благородных предков, имело доступ ко двору, занимало придворные должности и служило в королевской армии; служилое же дворянство, не имевшее свободного доступа ко двору, занимало должности по гражданской администрации и, главным образом, наполняло собою магистратуры. Многие должности составляли частную собственность занимавшего их лица и могли передаваться по наследству или просто продаваться в другие руки с весьма незначительными ограничениями. Французские короли, имея постоянную нужду в деньгах, создали массу должностей, с обладанием которыми было связано приобретение дворянства, и торговали этим товаром весьма бойко. Таким образом, в среду высших сословий постоянно вливался свежий поток самых энергичных элементов буржуазии, – и служилое дворянство действительно составляло самую бодрую и здоровую часть привилегированных классов Франции. Но, конечно, родовая знать смотрела на него свысока – с тайной завистью и явным презрением.