ШАРЛЬ ПЕГИ. НАША ЮНОСТЬ. МИСТЕРИЯ О МИЛОСЕРДИИ ЖАННЫ Д АРК.
Шрифт:
Сразу после смерти Бернара-Лазара, последовавшей 1 сентября 1903 года, Пеги «стал работать над портретом своего старшего друга, но первый набросок остался незаконченным. Впоследствии множество раз в разных контекстах Пеги возвращался к фигуре Бернара-Лазара и к тому, чем Тетради ему обязаны. В одной из них, рассказывающей о событиях в Кишиневе, есть посвящение: «В память о Бернаре-Лазаре». [128] В 1907 году Пеги писал: «Мы были тем творением, в которое он вложил всю свою дружбу, всю свою веру, свой дар пророчества… Он наделил нас великой силой не питать иллюзий…». [129] Только в 1910 году в «Нашей юности» Пеги осуществил, наконец, свое давнее намерение: создал великий духовный памятник умершему другу. При этом, выделяя черты характера Бернара-Лазара, которыми он особенно восхищался, давая им порой неожиданные определения. Пеги опять вольно или невольно отвечал на вопросы, обращенные к нему самому: «…пророк, для которого весь аппарат власти, государственные интересы, любая земная власть… ровно ничего не значили по сравнению с протестом чистой совести», [130] «только человеческая совесть… абсолют». [131] И, наконец, «…этот атеист, из чьих уст струится Божье слово», [132] человек, несущий бремя вечной ответственности. Про кого это? Про Бернара-Лазара или самого Пеги?
128
1-я Тетрадь 5-й серии (13
129
P'eguy Ch. OEuvres en prose compl`etes: En 3 volumes. T. 2. P. 873, 874
130
Ibid. T. 3. P. 70.
131
Ibid. P. 93.
132
Ibid. P. 78.
У Пеги нет нужды ни перед кем оправдываться, но после десяти лет существования Тетрадей он, как нам кажется, испытывает потребность объяснить современникам и потомкам себя, свою жизнь, свой труд. Он хочет отчитаться, но не униженно, перед вышестоящими, а с гордостью перед историей. В «Нашей юности» он говорит не только от своего лица. С гордостью и удовлетворением он говорит о той роли, которую сыграли в дрейфусарской битве Двухнедельные тетради, с благодарностью вспоминает всех, кто в полный голос или молча боролся вместе с ним: «…я хочу сказать, что вся мистика, вся преданность, вся вера дрейфусизма были изначально сосредоточены в Тетрадях… Таков был… первый отряд наших друзей и подписчиков». [133] Пеги отдает дань признательности и уважения этим людям, которые не изменили Делу. На последних страницах «Нашей юности» мы читаем торжественные слова, определяющие сущность, историю и судьбу Тетрадей: «Вовсе не случайно наши Тетради в результате долгого труда, в силу мощного и тайного родства душ, путем длительного выпаривания политики стали абсолютно свободным сообществом людей, которые во что-то верят… Вопреки партиям, вопреки политикам и политике, вопреки противоборствующим политиканам (противоборствующим нам и противоборствующим между собой) мы останемся такими, какие мы есть». [134]
133
Ibid. P. 47.
134
Ibid. Р. 156.
Для всех тех, кто не сомневался в Пеги и не обвинял его в отступничестве, но был смущен или растерян в связи с теми похвалами, которые расточали Пеги консерваторы и антидрейфусары после выхода «Мистерии», «Наша юность» стала ответом на все вопросы, свидетельством верности Пеги его призванию, его моральной миссии. Первым откликнулся Ромен Роллан, всегда очень чутко реагировавший на малейшие колебания внутренней жизни Пеги. 12 июля 1910 года, в тот день, когда вышла Тетрадь с «Нашей юностью», он написал Пеги: «Это прекрасно, мой дорогой Пеги. Вот Тетрадь, которая переживет свое время. Не падайте духом! Позже о нас вспомнят. Пусть наша маленькая армия останется сплоченной. Это доброе дело на благо Франции». [135]
135
Цит. по: Laichter F. Op. cit. P. 191.
О них действительно помнят. [136] Произведения Пеги читают и перечитывают во всем мире. Теперь, мы надеемся, их прочтут и в России, где сейчас буквально каждая строчка «Нашей юности» звучит необыкновенно актуально, взять хотя бы такие слова: «Люди умирали за свободу точно так же, как умирали за веру. Сегодня эти выборы вам кажутся смехотворной формальностью, насквозь фальшивой, со всех сторон подтасованной… Но были люди и несть им числа, герои, мученики… святые… целый народ жил ради того, чтобы последний из дураков имел сегодня право выполнить эту подтасованную формальность». [137]
136
Обратим внимание читателей на такую важную, хоть и малоизвестную деталь: для объявления о рождении «новой волны» во французском кинематографе в конце 50-х годов журналисты процитировали «Нашу юность» Пеги: «Грядет новая волна… Мы — средоточие и сердце, через нас проходит ось. По нашим часам придется отсчитывать время» (Экспресс от 3 октября 1957 года).
137
P'eguy СА. OEuvres en prose compl`etes: En 3 volumes. T. 3. P. 19.
Пеги не пал духом — и Тетради сумели продержаться еще четыре года.
В последние годы Пеги наряду с религиозными сочинениями создавал философские работы. Была написана поэма, состоящая из двух диалогов: «Диалог истории с христианской душой» и «Диалог истории с языческой душой» (1913–1914 годы), а также поэма «Ева» (1913 год), очень высоко ценимая им: «Эта "Ева" — самое значительное, что было создано в христианстве за последние два века», — писал он Лотту. [138] Наконец, последнее произведение Пеги, напечатанное в Тетрадях, «Заметка о г-не Бергсоне и философии Бергсона» (26 апреля 1914 года), где Пеги отдал дань своему духовному наставнику. Эта публикация вызвала множество чрезвычайно хвалебных отзывов, что в отношении Пеги бывало крайне редко. Так, например, Жак Ривьер, редактор журнала Нувель ревю франсез писал Пеги:. «Не могу удержаться, чтобы не сказать Вам, какой прекрасной, глубокой, важной считаю я Вашу "Заметку о г-не Бергсоне"… Это одна из тех книг, которые больше всего взволновали меня за многие годы. Только вам присуще умение найти истину так близко, что никто бы не решился ее искать там». [139]
138
Цит. по: Laichter F. Op. cit. P. 264.
139
Ibid. P. 275.
В мае 1914 года Пеги принялся за новую работу «Объединенная заметка о г-нс Декарте и картезианской философии», в которой, несмотря на название, он вовсе не исследует философию Декарта, а выражает, в сущности, свое предельно концентрированное отношение к авторитарности церкви и Ватикана и к тому, как он понимает свободную веру, веру корнелиевского Полиэвкта, веру Жанны д'Арк, веру самого Христа.
Эта работа осталась незаконченной. Началась первая мировая война. Завершился «земной миф» жизни Пеги.
НАША ЮНОСТЬ
Одна семья республиканцев–фурьеристов. — Семья Миллье. — После стольких счастливых встреч, после выхода в свет тетрадей Вильома [140] нашим Тетрадям действительно повезло, потому что сегодня появилась возможность начать публикацию архивов, принадлежащих одной семье республиканцев. Когда г–н Поль Миллье впервые пришел ко мне с этим предложением, он с неисправимой скромностью, свойственной людям, приносящим издателю действительно нечто стоящее, не преминул извиниться: Вы увидите, там есть письма и Виктора Гюго, и Беранже. (Он хотел предупредить возможные вопросы, подчеркнув, что в. принесенных им бумагах есть документы, касающиеся великих людей, написанные великими людьми, документы исторические, об исторических деятелях и, естественно, документы неизданные). Там есть письма о завоевании Алжира, [141] о мексиканской экспедиции, [142] о крымской войне (или, может, вернее об итальянской кампании). [143] (Как бы в свое оправдание он ссылался на то, что среди этих бумаг есть документы исторические, свидетельствующие
140
Вильом Максим (1844–1925), коммунар, член Интернационала в Женеве. Возвратившись в Париж после амнистии коммунаров, занялся журналистской деятельностью. Редактор журнала «Радикал». С Ш. Пеги познакомился в 1907 году, в 9–й и 10–й сериях Двухнедельных тетрадей опубликовал шесть из десяти «Моих красных тетрадей», посвященных Парижской Коммуне. «Мои красные тетради» («Mes cahiers rouges») Максима Вильома в десяти тетрадях объединили воспоминания автора о Коммуне 1871 года (Парижская Коммуна). Они выходили с 4 февраля 1908 года по 9 июня 1914 года. Публиковались в Двухнедельных тетрадях. Тетради 1, 2, 3, 4, 5 и 7 были переизданы в 1909 году издательством «Оллендорф», а затем в 1971 году — издательством «Альбен Мишель».
141
В 1830 году Франция вторглась в Алжир, намереваясь сделать его своей колонией. На протяжении 15 лет Алжир сопротивлялся, но многочисленные восстания все же были подавлены. Алжир оставался французской колонией до 1962 года.
142
Вооруженная интервенция Великобритании, Испании и Франции в Мексику (1862–1867 года) с целью свержения прогрессивного буржуазного правительства Б. Хуареса и превращения Мексики в колонию. Экспедиция окончилась крахом.
143
Франция и Англия участвовали в Крымской войне между Россией и Турцией (1853–1856 года) на стороне Турции, опасаясь усиления военного потенциала России. Война закончилась поражением России. В 1855 году в Крым вторглись войска Сардинского королевства Пьемонт, сражавшиеся на стороне англичан и французов против России. Кампания закончилась подписанием так называемого Туринского договора (1860 год) между Наполеоном III и Пьемонтом, в результате которого к Франции отошли Савойя и Ницца.
Понимаете, сказал я ему, не надо. Не оправдывайтесь. Наоборот, гордитесь. Писем Беранже и Виктора Гюго — масса. Их девать некуда. Ими полны библиотеки, которые и создаются для них (и из–за них) Только благодаря им и существуют библиотекари. Да и мы, друзья этих библиотекарей. [144] Уж этого нам хватает, хватает, хватает. А нам все продолжают их печатать. И даже когда они совсем иссякнут, их все еще будут публиковать. Потому что при необходимости мы их сфабрикуем. Да нет, мы уже их создаем, мы их просто сочиняем. И в этом деле нам поможет семья, потому что за них всегда заплатят авторский гонорар.
144
Пеги думает здесь о Жане Боннеро, авторе 8–й Тетроди 8–й серии «Книга книг» (30 декабря 1906 года), и в особенности об Эдмоне Морисе Леви, своем друге и библиографе Тетрадей. Оба они были библиотекарями в Сорбонне.
Но нам–то нужно совсем другое — то, что невозможно создать, а именно письма людей, чье имя отнюдь не Виктор Гюго, Кине, [145] Распай, [146] Бланки [147] . Фурье [148] — это прекрасно. Но нам интересно со всей точностью и определенностью узнать, какие войска, какие достойные восхищения легионы стояли за этими мыслителями, этими республиканскими вождями, за этими великими основателями Республики.
145
Кине Эдгар (1803–1875) — французский философ и историк. Так же как и Мишле был одним из наиболее яростных противников клерикализма. С антиклерикальными лекциями выступал в Коллеж де Франс. Будучи депутатом в 1848 году ратовал за отделение церкви от государства. Выслан из страны после государственного переворота 2 декабря 1851 года. Жил в Бельгии, затем в Швейцарии, продолжая писать свои исторические труды: «Революции в Италии» (1852), «Революция» (1865), «Созидание» (1870). В 1870 году возвратился во Францию, а в 1871 году был избран депутатом Национального собрания.
146
Распай Франсуа Венсан (1794–1878) — французский ученый химик, медик, политик, республиканец. Участвовал в Июльской революции 1830 года. Основатель газеты Реформатор. На президентских выборах кандидат от социалистов. После событий 1848 года был арестован и в 1849 году посажен в тюрьму. Во время Второй империи жил в изгнании в Бельгии до 1869 года, затем по возвращении во Францию избран депутатом в 1869 году, еще раз — в 1876 году.
147
Бланки Огюст (1805–1881) — социалист, один из вождей революции 1848 года. Его много раз арестовывали, он провел в тюрьме в общей сложности 36 лет. Во время войны 1870 года основал газету Патрианданже (Отечество в опасности). С 1877 года после амнистии продолжает организаторскую деятельность в социалистическом движении, издает газету Ни Дье, ни Сезар (Ни Бог, ни Царь). Изучает произведения Маркса, критикует утопический коммунизм и ратует за революционные действия. Его учение (бланкизм) связывает французскую социалистическую мысль с марксизмом.
148
Фурье Шарль (1772–1837) — французский экономист и философ–утопист. Работал над проектом социальной и экономической реформы общества, в основе которой лежали так называемые фаланги или фаланстеры: маленькие группы рабочих, объединенных общим ремеслом. Такая организация общества должна была привести ко всеобщей гармонии. Несмотря на попытки Фурье осуществить свой проект, его опыт не удался, но у фурьеризма как учения имелись свои адепты.
Мы хотим иметь то, что никому невозможно сфабриковать, то, что никому неподвластно подделать.
История хорошо ли, плохо ли, скорее плохо, чем хорошо, но поведает нам о великих деятелях и вождях, это ее дело. А за неимением истории мы узнаем о них от историков_или от преподавателей (истории). Мы же стремимся познать то, что невозможно придумать, хотим знать и узнать отнюдь не о главных действующих лицах, великих масках, великой игре, великих свидетельствах, не о театре и представлении; мы хотим понять, что скрывалось за всем этим, что лежало в основе, каким был наш народ — народ Франции, и, наконец, мы должны знать, из чего в то героическое время были сотканы народ и республиканская партия. Нам интересно заняться этнической гистологией. Нам хочется знать, из какой материи сделаны этот народ и эта партия, как жила обычная семья республиканцев, средняя, так сказать, безвестная, выбранная случайно, то есть скроенная из обычной ткани, выкроенная из целого полотнища, прямо из полотнища; во что они тогда верили, что думали, что делали — ведь они были люди действия, — что они писали; как женились, как и чем жили, как воспитывали детей; прежде всего, как они тогда появлялись на свет, ибо в то время они как раз и родились; как работали; как говорили; как писали; и если слагали стихи, то какие; и наконец, в какой земле, в какой такой обычной, самой обыкновенной земле, в каком гумусе, в какой местности, в каком краю, под какими небесами, в каком климате выросли великие поэты и великие писатели. В какой части земного шара выросла эта великая Республика. Нам хочется знать, из чего и как были созданы сама буржуазия, Республика, народ тогда, когда буржуазия и народ были великими, республиканцы — героями, а руки Республики — чистыми. Словом, в те времена, когда республиканцы оставались республиканцами, а Республика — Республикой. Нам нужна история, не празднично разукрашенная, а будничная, нам надо увидеть народ, каким он был в самой сути, сушности, существе своей повседневной жизни, народ приобретающий, зарабатывающий, ежедневно пекущийся о хлебе насущном (panem quotidianum), [149] нам необходимо узнать (расу такой, какая она есть, в самом ее ярком расцвете.
149
Цитата из христианской молитвы «Отче наш».