ШАРЛЬ ПЕГИ. НАША ЮНОСТЬ. МИСТЕРИЯ О МИЛОСЕРДИИ ЖАННЫ Д АРК.

ПЕГИ ШАРЛЬ

Овьетте, ее подруге, десять с небольшим.

Госпоже Жервезе двадцать пять лет.

Жаннетта продолжает прясть; затем она встает; поворачивается лицом к церкви, призывает Отца и Сына и Святого Духа, не осеняя себя крестным знамением:

Жаннетта

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царство Твое, да будет воля Твоя, как на небе, так и на земле; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь.

Радуйся, Мария, благодатная; Господь с Тобою; благословенна Ты между женами и благословен плод чрева Твоего, Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас грешных теперь и в час смерти нашей. Аминь.

Святой Иоанн, [319] заступник мой, святая Иоанна, [320] заступница моя, молите о

нас, молите о нас.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Отче наш, Отче наш, сущий на небесах! Как нужно, как отчаянно нужно, чтобы святилось имя Твое, чтобы настало Царство Твое.

319

Святой Иоанн — (здесь и далее дается русский вариант имен католических святых) применительно к Жанне, либо апостол Иоанн, либо Иоанн Креститель.

320

Святая Иоанна — одна из жен–мироносиц, пришедших к гробу Спасителя, чтобы помазать его тело миррой.

Отче наш, Отче наш, сущий в Царстве Небесном, как отчаянно нужно, чтобы Царство Твое настало в царстве земном.

Отче наш, Отче наш, сущий в Царстве Небесном, как отчаянно нужно, чтобы Царство Твое настало в царстве французском.

Отче наш, Отче наш, сущий на небесах! Как нужно, как отчаянно нужно, чтобы исполнилась воля Твоя, чтобы хлеб наш насущный был у нас!

Как нужно, как отчаянно нужно, чтобы прощали мы должникам нашим и не впадали во искушение, чтобы избавил Ты нас от лукавого! Аминь.

О, Господи! Нам бы хоть краешком глаза увидеть пришествие Царства Твоего! Нам бы хоть краешком глаза увидеть зарю Царства Твоего! Но ничего, абсолютно ничего. Ты послал нам Сына Своего, которого так любил, и пришел Он и столько выстрадал, и умер — и ничего, абсолютно ничего. Нам бы увидеть только, как занимается день Царства Твоего! Ты послал своих святых, каждого из которых Ты звал по имени — других своих сыновей–святых и дочерей–святых, и пришли святые Твои, Твои сыновья–святые и дочери–святые — и ничего, абсолютно ничего. Прошли годы, столько лет, что и не перечесть; прошли целые века; увы, четырнадцать веков христианства со времени рождения, смерти и проповеди Его. И ничего, ничего, абсолютно ничего. И в том, что царит на земных просторах, — ничего, ничего, ничего, кроме погибели. Четырнадцать веков (пусть даже они были веками христианства), четырнадцать веков с момента искупления наших душ. И ничего, абсолютно ничего, царство земное — это царство одной лишь погибели, власть земная — это власть одной лишь погибели. Ты послал нам Сына Своего и других святых. А по просторам земным катится лишь волна неблагодарности и погибели. Господи, Господи, неужто Сын Твой умер понапрасну. Неужто приход Его ничему не послужил. Это страшнее всего, что было раньше. Нам бы хоть краешком глаза увидеть восход солнца Твоей справедливости. Но кажется, Господи, прости меня, Господи, кажется, что Царство Твое на исходе. Никогда раньше так не поносили имя Твое. Никогда так не презирали волю Твою. Никогда так не попирали заповеди Твои. Никогда раньше не было такой нехватки хлеба; и если бы его не хватало только нам, Господи, если бы его не хватало только нам; и если бы нам не хватало только хлеба, питающего тело, хлеба маисового, хлеба ржаного, хлеба пшеничного; но нам не хватает хлеба иного; хлеба, питающего наши души; и изголодались мы иным голодом; тем особым голодом, который ничем не заглушить. Нам не хватает хлеба иного. А вместо власти Твоего милосердия, единственная власть, которая властвует на земных просторах, на просторах Твоей земли, земли, Тобою сотворенной — вовсе не власть царства Твоего милосердия, единственная власть, которая властвует на земле — это власть нерушимого царства греха. О, нам бы увидеть только пришествие Твоих святых, нам бы хоть краешком глаза увидеть пришествие царства Твоих святых. Что, Господи, что же сталось с Твоим созданием, что сталось с созданным Тобой? Никогда раньше не совершалось столько прегрешений и никогда столько прегрешений не погребалось непрощенными. Никогда христианин не наносил столько обид христианину, и никогда, никогда раньше человек не наносил столько оскорблений Тебе, Господи. И никогда столько оскорблений не погребалось непрощенными. Неужели и впрямь окажется, что напрасно послал Ты нам Сына Своего, и что Сын Твой страдал напрасно, и что Он умер. Неужели и впрямь жертве Его суждено стать напрасной, а нам — жертвовать Им каждый день. Неужели напрасно однажды воздвигнут был крест и напрасно мы вновь воздвигаем его каждый день. Что сталось с христианским народом, Господи, с Твоим народом. Искушения теперь не просто обстоят нас, они торжествуют над нами; искушения царят, настало господство соблазна; и все царства земные целиком подчинились власти царства соблазна; и злые впадают в искушение злом, в соблазн творить зло; причинять зло другим; и прости меня, Господи, причинять зло Тебе, Тебе Самому; а добрые, те, кто были добрыми, впадают в соблазн гораздо худший: в соблазн считать, что они Тобою оставлены. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, избавь нас от лукавого, Господи, избавь нас от лукавого. Если недостаточно еще было святых сыновей и дочерей Твоих, ниспошли нам других, ниспошли нам их столько, сколько понадобится, ниспошли столько, чтобы враг изнемог. Мы последуем за ними, Господи, мы совершим все, что Ты пожелаешь, мы совершим все, что пожелают они, мы совершим все, что они скажут нам от Твоего имени. Мы Твои верные слуги, пошли нам Твоих святых; мы Твои овцы, пошли нам Твоих пастухов; мы — паства, пошли нам пастырей. Мы добрые христиане, Ты знаешь, что мы добрые христиане. Как же получается, что добрых христиан много, а истинно христианского мира нет. Что–то здесь не так. Если бы Ты нам послал, если бы Ты только захотел нам послать одну из Твоих святых. У Тебя их еще достаточно. Говорят, их еще достаточно. Это очевидно. Это ясно. Это понятно. Но непонятно, что же тогда происходит. Есть святые, есть святость, но все–таки что–то не ладится. Что–то не так. Есть святые, есть святость, и вместе с тем никогда еще власть царства погибели на Земле не

была столь очевидной. Быть может, нужно что–то другое, Господи, Тебе все известно. Тебе известно, чего нам не хватает. Быть может, нам нужно что–то новое, что–то, чего мы еще никогда не видели. Что–то, чего мы еще никогда не делали. Но кто осмелился бы сказать, Господи, что во всем этом может быть еще что–то новое после четырнадцати веков христианства, после стольких святых, стольких мучеников и мучениц, после страданий и смерти Твоего Сына.

Она садится и вновь принимается прясть.

Словом, нужно было бы, Господи, послать нам святую… которая добилась бы успеха, вот что нам было бы нужно.

Из долины доносится голос, он звучит все явственней, все ближе.

Это идет Овьетта. [321]

Она поднимается по тропинке из села.

Она поет:

Англичане не возьмут Башню Сен–Ник–Ник, Англичане не возьмут Башню Сен–Николя.

321

Овьетта — реальный персонаж. Ее имя встречается в протоколах процесса реабилитации Жанны д'Арк, где она давала показания о ее детстве и юности. Там же встречается и имя Манжетты.

Жаннетта

Господи, Господи, мы будем так послушны, так покорны, так преданны.

Господи, Господи, мы Твои дети, мы Твои дети.

Вдалеке появляется Овьетта.

Жаннетта

Господи, Господи, что сталось с Твоим народом?

Входит Овьетта. Она начинает говорить оживленно, словно ее слова — это естественное продолжение песни, и лишь постепенно переходит к обыденному тону.

Овьетта

– Здравствуй, Жаннетта.

Жаннетта

– Здравствуй, Овьетта.

Молчание.

Овьетта

– Ты опять молилась?

Жаннетта

После довольно продолжительного молчания.

– Да, молилась. Слишком многого не достает. Слишком о многом нужно просить.

Овьетта

– Господь милосердный хорошо знает, что нам нужно, Господь милосердный хорошо знает, чего нам не достает.

Затем, по–прежнему, словно болтая:

Ты опять молилась. Не извиняйся за это. Не оправдывайся. Я тебя в этом не упрекаю. Тебе незачем оправдываться. В этом нет ничего плохого. Тебе нечего стыдиться.

Жаннетта

Молчание.

—-Я молилась. Ты тоже молишься, Овьетта.

Овьетта

– Я — добрая христианка, как все, я молюсь, как все, я добрая прихожанка, как все. Конечно, каждое утро и каждый вечер я читаю «Отче наш» и «Радуйся, Мария, благодатная», так начинается и заканчивается мой день. К тому же, это заполняет мой день; да–да, этого достаточно, чтобы заполнить весь мой день, чтобы дать мне силы выдержать день, это поддерживает меня весь день. Это позволяет мне прожить день. Я — добрая христианка. Прочесть эти две молитвы также естественно, как поесть 3 раза в день. Это то же самое. Из этого складывается день. Никто не ест целый день. Никто не молится целый день. Я — усердная прихожанка. Я тоже молюсь утром и вечером под Анжелюс [322] и что бы я не делала, естественно, все прекращаю, чтобы откликнуться на звон колоколов. Я — усердная прихожанка прихода Домреми. Я учусь закону Божию, как все, а по воскресеньям, как все, хожу в сельскую церковь на мессу. Только, видишь ли, по–моему, воскресенье не должно походить на будние дни, а будние дни на воскресенье. А часы молитвы — походить на остальные часы дня, остальные же часы дня — на часы молитвы. Иначе получится, что воскресенья словно и нет. В неделе. И нет часов молитвы. В сутках. Тогда воскресенье и вовсе ни к чему. В воскресенье не положено работать. Поэтому положено работать на неделе. Один день — для Бога, остальные — для работы. Работа — это молитва. По воскресеньям я с утра, у мессы, учусь закону Божию. На все есть свое время. На каждый час хватит своих забот. И своих трудов. Всему свое время. Работать, молиться — это совершенно естественно, это происходит само собой.

322

Анжелюс — католическая молитва, читаемая 3 раза в день.

Воскресенье должно быть особым днем недели, а Анжелюс и час молитвы — особым временем дня. Да, моя милая Жаннетта, я читаю молитвы, но ты молишься беспрерывно, ты делаешь это все время, непрестанно, тебе мало церкви, ты молишься у каждого придорожного креста. Никогда придорожные кресты не служили для этого так часто.

Жаннетта

– Овьетта, Овьетта…

Овьетта

– Не сердись, моя милая. Никогда придорожные кресты служили для этого так часто…

Жаннетта

– Увы, увы, некогда один крест уже сослужил службу, один настоящий крест, из дерева, на горе, уже послужил как–то раз… в тот самый раз.

Овьетта

– Ты видишь, ты воочию видишь. То, что мы, прочие, знаем, ты видишь воочию. То, чему нас, прочих, учат, ты видишь. Катехизис, весь катехизис, и церковь, и мессу, ты не знаешь, а видишь, и молитву свою ты не читаешь, ты не просто читаешь, ты ее видишь. Для тебя нет ни недель, ни дней. Нет ни дней недели, ни часов дня. Всякий час отвечает тебе перезвоном Анжелюса. Всякий день для тебя — воскресенье и даже больше, чем просто воскресенье, а воскресные дни — больше, чем просто праздничные дни, больше, чем день Рождества или Пасхи, ну а месса больше, чем просто месса…