Шарлотт-стрит
Шрифт:
Между ними и мной стояли пиарщики, а между последними и мной — редакторы, так что меня не волновало, как мои отзывы повлияют на авторов и существует ли между нами обратная связь.
Чувствуя, что надо встряхнуться, я включил «Следы когтей: дикое искусство». Просмотром этого фильма я надеялся проверить свою журналистскую беспристрастность.
— Как кино? — поинтересовался Дэв.
— Потрясающе. Ты знал, что морские львы по выходным обычно малюют оранжевой краской?
— Правда? — удивился он.
— Во всяком случае, это никем не оспаривается.
Я добросовестно
— Какие планы на сегодня? — поинтересовался я.
— Один парень обещал принести лимитированное издание саундтреков к сеговским играм. На синем виниле. Музыка из «Голден экс», «Аутран» и другие классные вещицы.
— Тебе не на чем слушать.
— В нашем деле главное — обладание. А ты что собираешься делать?
— Хочу заскочить в редакцию — посмотреть, как там справляются без меня.
— Почему бы просто не написать им?
Он был прав: большая часть моих контактов с редакцией проходила через электронную почту, — но мне нравилось бывать в офисе. Нравилось взаимодействовать с коллегами. Нравились традиции. Редакция напоминала учительскую, и я всегда был рад поболтать с другими журналистами. Кроме того, это давало мне повод покинуть магазин и Каледониан-роуд.
— А что насчет вечера? — заговорщицки подмигнув, поинтересовался Дэв. — Встретимся там или пойдем вместе?
— Куда? — попытался я сделать вид, будто не понял его.
— В «Снеппи-снепс», — пояснил он с обиженным видом. — Шарлотт-стрит.
— А, да… Но мне надо пойти на это открытие галереи. Для газеты. Это в Уайтчепеле; я не знаю, во сколько все закончится, так что…
— Прекрасная Зои будет там?
— Нет, она не придет.
— Как часто она вспоминает обо мне?
— Можно пересчитать по пальцам.
— Ах… Но ты же не знаешь, как часто она обо мне думает.
— Если это возможно, то еще реже, чем говорит. В любом случае мне надо там быть, а сейчас я должен сесть и продумать темы статей для других журналов, и…
Дэв посмотрел мне в глаза.
— Приятель, разве тебе не интересно? Даже я заинтригован, хотя ни разу не видел эту девушку. Судя по всему, ты ее просто вообразил себе, а фотоаппарат купил по случаю. Пошли!
— Она существует. Но я занят. И все это немного… странно. Кроме того, зачем? Чтобы мы, как два извращенца, взглянули на фотографии какой-то девушки?
— Да! — ответил Дэв. — Именно!
— Нет. Это глупость. Было бы еще нормально, если бы выбрали часовую проявку.
— Но они закрывались!
— Я хочу сказать, как завершение вечера это смотрелось бы нормально: в конце концов, чего не сделаешь спьяну в ресторанном угаре, — но не кажется ли тебе, что возвращение за снимками на следующий день смахивает на умышленное деяние?
— Чушь! — возразил Дэв, и
— Тогда это просто вульгарно.
— Павел, — воскликнул Дэв, — заходи!
Павел вошел, споткнувшись на пороге о деталь от конструктора «Лего».
— Привет Джейсон. Дэв, ты должен мне четыре фунта за вчерашнее и шесть фунтов за «Ежиновку».
— Павел, можешь объяснить мне одну вещь? Джейс, — он указал на меня, — получил от симпатичной девушки пленку с фотографиями, и не хочет их печатать.
— Не понял? — переспросил Павел. — Так сам и напечатай их.
— Она мне их не давала…
— Она оставила их у него в руках.
— Это тоже не совсем правда.
— Ты украл фотографии этой особы? — оживился Павел.
— Нет!
— Она знает, что пленка у тебя?
— Не совсем.
— Она может это узнать?
— Эмм… Нет…
— Напечатай их.
Дэв выглядел вполне довольным. Отчасти потому, что фотографии, как он знал, уже напечатаны.
Я пообедал в сквере, на скамейке. Это создавало иллюзию того, что у меня нормальная работа. Меня окружали девушки и мужчины, работающие в Сити, красивые в своих белых рубашках, костюмах в полоску и юбках-карандашах. Чувство корпоративной солидарности — это первое, исчезновение чего замечаешь, когда переходишь на надомную работу. Поймите меня правильно: мне нравится спать допоздна и приобщаться к новостям посредством «Райт стаф» — туда я всегда обращаюсь в первую очередь, если мне требуется узнать мнение Антона дю Бика о том, что происходит в мире, и потом выдать его за свое. Я привык обедать, смотря сериал, а потом обдумывать планы своего продвижения в нашей газете, но когда наблюдаю за тем, как всевозможные сослуживцы сидят вместе за салатами из кафетерия «Маркс и Спенсер», когда слушаю их понятные только своим шутки, злые сплетни и обмен всяческими «да-что-она-себе-позволяет» и не совсем искренними предложениями провести вечер пятницы в баре «18», то я чувствую, что мне чего-то не хватает. Мне нравится смотреть, как компании служащих выходят покурить из офисных зданий, как они смеются и делят одну сигарету на двоих. Люблю наблюдать за тем, как они приветственно кивают охранникам по утрам и не замечают их, когда в шесть вырываются на свободу.
Я скучал не по учебному процессу. Никогда не думал, что я такой уж великий педагог. Это не так просто, как кажется. И не то чтобы я был интеллектуалом. Если бы я был одним из моих учителей, то описал бы себя так:
«Отношение к работе: соответствующее.
Способности: увы.
Общее впечатление: не без того».
В основном проблема была в детях. Работа меня устраивала, а дети — нет. Сначала я пытался как-то изменить ситуацию, но вскоре оставил эту затею.
На той неделе я невольно подслушал один разговор. Я стоял на платформе на станции «Эссекс-роуд», и справа от себя уловил знакомый голос. Это оказался Мэттью Фаулер, парень, которого я учил в первый год своей работы в Сент-Джонсе. Он вскоре покинул школу, чтобы оставить свой след в мире, но перед этим наследил в школе — едва не выбив компасом глаз ученику на год младше его.