Шарлотт-стрит
Шрифт:
Я хватаю графин и наливаю себе стакан вина, а она включает отопление посильнее только ради меня. У меня опять начинает болеть сердце от того, как это приятно, и я рассказываю ей все. Она проявляет понимание и уже за полночь отыскивает в шкафу бутылку виски, которую собиралась подарить отцу на Рождество. Мне сразу стало тепло, хорошо и уютно. Внезапно обнаружив, что моя рука находится в непосредственной близости от ее ноги, я понимаю, как она хороша, какой она замечательный друг и как правильно все сейчас происходящее.
Я прислонился
Я ссыпал ее останки на край раковины, зная, что через некоторое время он ее хватится.
Это был долгий вечер, и, доставая чайные пакетики из шкафа, я попытался обдумать, что произошло.
Да, было приятно поговорить. Она оказалась хорошим слушателем, а я — нет. Я умудрился забыть, просила ли она положить сахар.
— Нет, — словно угадав мои мысли, крикнула она из спальни.
Тут же распахнулась дверь комнаты Дэва, и он высунулся в коридор с видом антилопы, услышавшей рев льва.
— Что это было? — проговорил он.
— Эбби, — шепотом ответил я, и, когда шок прошел, он вышел из спальни на кухню.
— Хорошие новости, — не очень уверенно проговорил он. — Поздравляю.
— Ничего не было, — ответил я, и на его лице появилось выражение, явно свидетельствовавшее о том, что он ничему не верит.
Но ничего и вправду не было. Даже поцелуев. Думаю, очень многим парням не досталось поцелуев, обещанных Эбби.
— Пойдем куда-нибудь позавтракаем, за твой счет? — предложил Дэв. — Мне есть что тебе сказать, если…
В спальне, опершись на мою сложенную в несколько раз подушку, одетая в найденную на полу футболку, Эбби печатала что-то на ноутбуке.
— «Фейсбук» был открыт, — сочувственно пояснила она, показывая на экран. — Хочешь знать новости?
— Что? — спросил я, опуская ее чашку с чаем на пол рядом с кроватью.
— Сара… — Она предоставила мне возможность завершить фразу, но я лишь пожал плечами. — …примеряет платья.
Я не знал, что сказать, так что снова пожал плечами.
Свадебные платья? Платья для беременных? Процесс обновления ее статуса породил немало новой информации, но я не хотел приобщаться к ней, так как не собирался задаваться вопросами, не имеющими, по моему разумению, ответов.
Почему-то мне вспомнилась мама. Она плохо восприняла наш разрыв. Она была бы так счастлива сейчас, помогая Саре, давая ей советы насчет свадебного платья или помогая выбрать одежду для беременных, с нетерпением ожидая дня, когда она во второй раз станет свекровью и наконец-то бабушкой. Стивен женат на Эми, и они часто общаются с мамой по скайпу, но я знаю, что в отношении меня у нее тоже были свои планы.
Боюсь, что родители становятся жертвами разрывов, хотя об этом не часто говорят. Но им приходится смотреть, как рушатся их планы на будущее, как подготовленные свадебные речи оказываются ненужными, как мечты, в которых они кормят с малышом уток или выбираются со всей семьей на пикник, тают в воздухе из-за одной ссоры, одной ошибки, одного эгоистичного
— О, Джейсон, — сказала мама, когда я ей все рассказал, — что теперь? Что же будет теперь?
И всему виной была некая случайность. Просто глупая случайность. Если бы я был чуть менее великодушен, то сказал бы, что виной всему мальчик, трудный, жестокий, злобный мальчик из моей школы. Расист, разумеется, хоть и сам не знает почему, злой на весь мир, но на самом деле всего лишь будущий бандит. Наверное, я кажусь озлобленным снобом, но подумайте сами, как могло бы быть иначе, после того как Дилан сделал то, что сделал. Мне пришлось уйти после этого. И, что бы Сара вам ни говорила, я сделал это не с легким сердцем. Я не сразу принял это решение. Она не понимала этого. Не могу поверить, что девушка, так долго бывшая со мной, настолько не понимала меня.
Однажды Дилан решил убить учителя.
Понимаю, как дико это звучит. Но я уверен в том, что говорю, так как читал полицейские отчеты. Он не планировал, у него раньше не было таких мыслей, но однажды он просто решил. И вот на большой перемене зашел с приятелем по имени Спенсер Грей к себе, в большой муниципальный жилой дом, окна которого весьма кстати выходили на школьный двор, зарядил пневматическую винтовку брата и прицелился в окно того самого класса, где в этот момент я увлеченно рассказывал девятиклассникам о первых механических ткацких станках.
Мелькнула вспышка, и послышался приглушенный звук удара. Я с невозмутимым видом продолжал урок, пока все не повторилось — как будто светлячок или крошечный метеор снова пролетел по классу, перед плакатами, изображавшими схему севооборота.
Взглянув на окно, я увидел маленькое отверстие идеально круглой формы и решил, что кто-то из учеников принес трубочку и решил пострелять горохом. Но горошины не пробивают стекло, да и дети уже сто лет не стреляют горохом из трубочек. Да, тяжело было в это поверить, но я начал понимать, что происходит…
Приезд в школу нескольких десятков полицейских привел детей в неописуемый восторг. Они прижимались лицами к стеклу, стараясь получше рассмотреть оружие и бронежилеты. Они словно смотрели новости, а не наблюдали за тем, что случилось этим пасмурным вечером в северном Лондоне. Мне удалось вывести всех из класса и избежать паники. Вообще-то злоумышленник не мог причинить кому-то серьезный вред пневматической винтовкой небольшого калибра, но его преступное намерение и это проявление ненависти и оказались тем, что нанесло мне такую травму. Приехав домой, я под впечатлением случившегося съел тарелку блинов и выпил бутылку вина, и на меня сразу снизошло осознание всего, чему мне суждено было стать свидетелем. И я заплакал. Я не просто плакал, а, содрогаясь всем телом, рыдал как ребенок.