Шарлотта Исабель Хансен

Ренберг Туре

— Кажется, получилось десять стуков, не меньше, а, Лотта? — сказал он и улыбнулся. — Что тогда это значит? Десять стуков?

Она снова забарабанила в дверь, часто-часто.

— Ну ладно, ладно, — сказал он и сам забарабанил в ответ. — Большой-большой сюрприз. — Он кивнул, — как если бы он в то же время вел разговор и с самим собой. — Даже очень большой сюрприз, и я вообще-то не собирался тебе про него рассказывать.

Раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Он поднялся с пола.

— Очень-очень большой сюрприз, вообще-то, — повторил он, — и я надеюсь,

тебе понравится.

Дверь приоткрылась, и из-за нее смущенно выскользнула Лотта. Не поднимая на Ярле глаз, она подошла к нему вплотную. Он поднял ее на руки и почувствовал, как она плачет, без единого звука.

— О-хо-хо, — шепнул он, — как все это нелегко тебе далось, да уж! И это тебе-то, такой хохотунье, а?

— Иногда, — шепнула Лотта, обвив руками шею своего папы и так и повиснув на нем, — я смеюсь, потому что боюсь бояться. А что за сюрприз, папа?

— А вот через пару часиков узнаем, — сказал он и погладил ее по волосам. — Как ты думаешь, может, позовем теперь маму с бабушкой?

Шарлотта Исабель всхлипнула.

— Да-а, — шепнула она, — теперь позовем.

Они нашли Сару и Анетту на скамеечке у дома. Когда они подходили к скамейке, Ярле заметил, как напряглось все тело Шарлотты Исабель, как ей не хотелось идти. Несколько секунд она, застыв, оставалась на расстоянии, глядя в землю. Постояв так немножко, она медленно двинулась к матери. Анетта взяла ее за руку, и Ярле видно было, что они держались за руки много раз до этого; потом они вместе потихоньку пошли домой. Анетта пыталась заговаривать с девочкой, но Лотта шла опустив голову и отвечала коротко и односложно.

И когда они пришли, Лотта тоже не шла на контакт. На лице у девочки была написана неуверенность, она отводила взгляд, когда взрослые пытались посмотреть ей в глаза. Все трое пробовали пробиться через эту стену: Сара спросила, не сделать ли ей бутерброд, Ярле предложил ей порисовать — может быть, сделать рисунок для мамы, а Анетта сказала, что теперь Лотта должна рассказать обо всем, что они делали тут, в Бергене.

Но девочка была не в настроении. Она мельком поглядывала то на одного, то на другого и не могла понять, с кем же в семье ее место. Она взяла свою маленькую пони, отыскала золотой гребень и, присев в уголке дивана, стала расчесывать ей гриву, раз за разом, и долго еще этим занималась, когда серебристая грива давно уже стала гладкой и блестящей.

Анетте было горько видеть, в какое замешательство она повергла своего ребенка. Она не была готова к такому, и она никак не могла удержаться от того, чтобы не задавать ей всяких незначительных вопросов: часто ли в Бергене шел дождь? И познакомилась ли Лотта с кем-нибудь, а? Но чем больше она спрашивала, тем неохотнее Лотта отвечала, и в конце концов Сара шепнула:

— Подожди немножко, дай ей время, чтобы прийти в себя. Только когда прошло полчаса и трое взрослых уже стояли на кухне и мыли посуду, из гостиной послышался голос:

— Вот теперь ей больше никогда не придется причесываться, потому что я сейчас так ее расчесала, что у нее волосы никогда не будут некрасивыми.

Ярле не торопясь прошел в гостиную.

—

Можно посмотреть? — спросил он и протянул руку.

Лотта подала ему пони. Он провел пальцами по гриве и кивнул:

— Я думаю, и правда не придется.

— Я просто немножко обиделась, — объяснила Лотта, — а теперь все прошло. — Потом добавила погромче, чтобы услышали остававшиеся на кухне: — Папа приготовил сюрприз!

Анетта и Сара пришли с кухни.

— Да, — сказал Ярле, — это правда, правда. Я действительно приготовил сюрприз. — Он посмотрел на Лотту. — А теперь я и сам получил сюрприз, раз Анетта — или мама — тоже здесь. Но это просто здорово, — добавил он, — потому что ведь тогда она тоже сможет поучаствовать в моем сюрпризе.

— Правда? — спросила Лотта и посмотрела на двух человек, которые были ее родителями.

— Да, — сказал Ярле и бросил взгляд на Анетту. — Ты ведь сможешь?

Анетта пожала плечами, улыбнулась безыскусной улыбкой, от которой из уголков глаз поползли по три тоненьких морщинки, а в глазах вспыхнули мелкие искорки, — и эта улыбка смутно вспомнилась Ярле из давно прошедших времен.

— Да, смогу, наверное…

Позади них показалась Сара. Она прислонилась к косяку двери и стояла, грея руки о чашку с кофе; она разглядывала сына и Анетту, пытавшихся вести себя как родители.

Ярле кивнул:

— Тогда мы поступим следующим образом: Лотта и Анетта — или мама — останутся здесь. Их задачей будет украсить комнаты, прибраться в доме и вообще навести такую красоту, какую только возможно. Все здесь должно сиять и блестеть и выглядеть как во дворце. И вот когда вы сделаете так, чтобы все выглядело как во дворце, то вам надо будет переодеться для приема гостей. О’кей?

Лотта снова схватила гребень своей пони и принялась расчесывать ей гриву.

Она причмокнула и задумчиво склонила голову набок.

— О’кей, — сказала Лотта.

— О’кей, — повторила Анетта.

Они вышли в коридор, где Ярле встал на цыпочки и потянулся к шляпной полке.

— Лотта, — сказал он, достав оттуда пакет, — это тебе.

Все ее лицо выражало нетерпение, когда она потянулась за пакетом.

— Подарок! Уже?

— Нет, — сказал Ярле, наблюдая, как торопливые детские ручонки разворачивают пакет. — Нет, это еще не сам подарок, подарок ты получишь попозже.

Лотта достала из пакета красное платьице с короткими рукавами, белым пояском и белой отделкой по вырезу и рукавчикам, пару черных туфелек и рыжий парик.

Она держала все это в охапке и все крутила в руках парик, как будто не могла поверить, что он настоящий.

— Папа, — шепнула она, — это Энни? [25]

— Угу, — он кивнул, — это Энни.

— Но… — Она посмотрела на него. — Большое спасибо, папа.

25

Энни —персонаж популярного одноименного американского мюзикла для детей, обаятельная сиротка.