Шашлык из леопарда
Шрифт:
– Тогда я заранее попрошу вас соблюдать жесткий корпоративный кодекс, за исключением особых случаев... да?
– Он заполнил короткую и важную паузу глотком кофе.
– Я имею в виду особые случаи, когда вся ответственность переходит на клиента. Так логически я перехожу ко второму вопросу. Я могу узнать, чем вы занимались в той Интернет-компании?
– Именно такими случаями, - без раздумий ответила Анна Репина.
Она начинала ему нравиться... Он бы даже добавил русское слово из своей коллекции - "не в шутку". Ничего личного - только бизнес.
– Директива "Д"...
– Скорее уточнение, чем вопрос.
– Вы имеете в виду исключение директивы "Д"?
– тем более уточнила она.
– Совершенно точно, - кивнул он.
Они отлично понимали друг друга.
...Удивительные опасности могут угрожать коренному жителю мегаполиса, прожившему достойную жизнь,
– Еще один вопрос позвольте, Анна Владиленовна?
– Конечно. Только перед этим один мой, можно?
Даже нужно!
– Скажите, вы давно в России работаете?
– ...Тогда просто Анна, да?
– парировал он.
– Анна, почему вы ушли из суда?
Она устраивала его все больше. В его планах ей уже отводилась роль "спецназа", незаменимого работника.
С тирамису было покончено. Петер Шлегель ожидал, что она сначала бросит взгляд в сторону, на свое смутное отражение в оконном стекле. Но она не обратилась к отражению за советом, а ответила сразу:
– Видите ли, Петер, я поняла, что не интересно просто сажать. Стало интереснее выращивать.
Он очень хорошо помнил, как у него под солнечным сплетением в ту минуту сжался комок.
"Нельзя с ней переспать, - подумал он тогда.
– Но если это она захочет переспать - тебе конец, Шлегель".
Он был осведомлен, что у нее с вероятностью девяносто процентов никого нет. И очень давно нет.
Вот что тревожило Петера Шлегеля: он все еще не в состоянии был постичь ее истинных целей, ее истинной миссии. Петер Шлегель привык мыслить корпоративными понятиями миссии и цели, считая, что они всегда применимы, должны быть применимы и к каждому человеку в отдельности. Он сделал вывод, что она живет очень целенаправленно. Пусть женщина нацелена на карьеру, таких сейчас пруд пруди, на них уже вся цивилизация держится, отчего и конец ее наступит неизбежно, а именно от повального распространения сексуальных извращений, как некогда в Содоме и Гоморре, потому как у женщины неуемное стремление
Петер Шлегель сделал вывод, что у той, которая сидела перед ним, главная цель не карьера, не семейное благополучие, а нечто, находящееся за пределами добра и зла... и именно поэтому она могла стать успешным прокурором, но стала успешным хэдхантером и достигнет в этом деле совершенства. Под его руководством и достигнет.
В том, что она будет работать у него и работать идеально или почти идеально, он уже не сомневался. Но теперь он увидел очень интересную работу для себя. Если он разгадает ее, он повесит на стену еще одну голову экзотического животного... Или это сделает она с его головой, что он трезво допускал, - такой итог его тоже может в конечном итоге устроить. Если это случится, тогда он признается ей, что держал камеру наблюдения и прослушку в ее личном пространстве, и она простит ему. У него не было никакого сомнения в том, что простит...
За два года наблюдений Петер Шлегель не продвинулся ни на шаг к разгадке. Гипотезы возникали, но он отвергал их по причине их явной банальности.
За два года наблюдений в ее квартире не появлялся ни один мужчина.
За два года наблюдений в ее квартире изредка появлялись женщины - всего две. И ни к одной из них она не прикасалась, как говорят эти, "темно"... ну хотя бы просто с нежностью, не говоря уж о том, чтобы пойти вместе в душ, а потом лечь в постель. Единственный мужчина, с которым она разговаривала дома не по телефону, был великий охотник на хищников-людоедов Джим Корбетт, чей портрет висел у нее на стене, единственный фотопортрет в доме. Догадаться, что она воображает себя крутой охотницей, легко мог бы и студент психфака, но вот как в действительности и зачем она охотится... НЛП, гипноз, жесткое обаяние - не в счет.
Нет, он не пошлет чинить камеру скрытого наблюдения людей из службы безопасности компании, вероятность утечки нужно свести к нулю... К тому же Анна наверняка однажды столкнется с ними на работе и, если очень захочет, расколет с полслова. Значит, придется снова просить дружка из ФСБ, а у этих всегда услуга за услугу. Но не бросать же затею, на которую потрачено столько сил и времени! Это во-первых. И во-вторых, неужели она все-таки догадалась?..
Если одиночество - как собака, то, хорошо, если не гончая. От гончей уж никак не удерешь, даже на короткое время. И эта гончая называется уже не одиночеством, а клинически выраженной депрессией.
У нее собака одиночества была терпеливая, упрямая, с отличным нюхом, в сущности своей норная, и от нее, хоть не надолго, все же можно было сбежать. Если бежать со всех ног. Так Анна и делала в выходные дни.
Выходной день - это драйв. Пятиборье. Сначала десятикилометровая пробежка, потом часовая схватка с силовыми тренажерами в зале, потом трехкилометровый заплыв в бассейне, потом в парке Битца часовая езда на любимом незаезженном мерине-кабардинце, большом знатоке покозлить и рвануть, и наконец - свободное падение в мягкое кресло-спа, в полный релакс, в Ленкины руки, способные творить с твоим лицом чудеса чудесней всех чудес филиппинских целителей и еврейских пластических хирургов.
Вот теперь можно было пускать свою норную по следу... а пока расслабиться.
– Все, Ленка, я готова...
– Вижу.
– Нынче особенно блондинистая Ленка остро присмотрелась.
– Ты сегодня чего, на олимпийский рекорд шла?
– Тебе виднее...
Ленка еще и принюхалась:
– Нет. Похоже не сегодня, а вчера. До сих пор "Кароном" от тебя тащит во всю.
– Врешь, экстрасенша!
– Да точно! Кого там... хантила?
– Ну, считай, полевого командира...
– Не поняла?
– без удивления среагировала Ленка.
– А вот как хочешь, так и понимай.
– Ну и...
– вытягивала из нее Ленка.
– Ты, подружка, как всегда о своем, девичьем, ну и...
– Моя надежда на тебя, Анька, переживет все твои монашеские обеты, так и знай...
– как всегда обреченно воодушевилась Ленка.
– У тебя вон даже на лице каждая мышца, как бицепс Шварценеггера. А ты тут у меня расслабиться пытаешься... типа, стараешься. Вот я, дура, и надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь расслабиться в надежных руках, как нормальная баба.