Шатун
Шрифт:
– Шалопуги! – крикнул Хвет, указывая витенем на дальние кусты.
Хазары мигом сорвали луки, но стрелять им, к счастью, не пришлось. Ибо, к большому удивлению гана Горазда, из зарослей навстречу его дружине вышли Будимировы мечники Глузд и Брех, которых он никак не ожидал здесь встретить.
Мечникн заговорили наперебой, так что Горазд не сразу понял, что в городе Берестене, куда он так стремился, теперь всеми делами заправляет совсем другой человек. Кровь ударила гану в голову, а пальцы побелели от напряжения на рукояти меча. Гнев, впрочем, был бессильным, а расправа над оплошавшими мечниками только уронила бы авторитет гана в глазах хазар.
– Если бы не щенок Осташ, то все получилось бы как задумывали, – сокрушенно вздохнул Глузд.
– Не
– Вузлева? – удивленно переспросил ган Горазд.
– Так разве бы Рогволд захватил город, если б ему не помогли Велесовы волхвы! Более сотни мечников привел с собой внук кудесника Сновида. И «белые волки» причалили на ладье к пристани.
– А ган Митус? – спросил Ицхак.
– Ган Митус две трети своих людей потерял под Берестенем, а с остальными чуть жив ушел.
Весть о поражении гана Митуса Горазда не огорчила, скорее он испытал чувство, очень похожее на злорадство. Толстому гану этот ушат холодной воды, выплеснутый на голову божьими ближниками, поможет, надо полагать, избавиться от спеси.
– Рогволд принародно дал слово, что отдаст за Осташа Злату, если волхвы удостоят его боготурского звания.
Горазд за всеми обрушившимися на его голову неприятностями как-то упустил из виду, что в детинце утерянного города осталась его жена. Обещание Рогволда передать ее другому иначе как кровное оскорбление расценивать было нельзя. Жену, честно сказать, Горазд не любил, и выходка Рогволда не затронула его сердца. Зато чести гана был нанесен серьезный урон.
– Смерть изменнику! – крикнул Свищ, и все хазары дружно его поддержали.
Что там ни говори, а этот приблудный щенок, невесть за какие заслуги обласканный ганом, уронил не только свою честь, но и честь всего хазарства. А произошло это потому, что ганы стали брать в свои дружины кого ни попадя, не считаясь с обычаями предков. Для таких выскочек слово, данное гану, пустой звук.
Горазд речь Свища прерывать не стал, выслушал обидные для самолюбия слова молча, признавая тем самым его правоту. Молчание гана понравилось хазарам. То, что ган оступился беда поправимая, плохо будет, если он правдивого слова слушать не захочет. А речь простого хазара часто бывает не глупее речей старшин. Осташ не только Горазду нанес обиду, но всей дружине, всему роду и всей верви. И за то, что он на чужую жену глаз положил, и за то, что изменил своему гану, кара ему одна – смерть. А уж чьей рукой будет порушена жизнь Осташа – не важно. Каждый хазар, давший слово гану Горазду, каждый, кто не чужд ему по крови и роду, обязан, если случай представится, свершить суд. А если не представится, то хазары сами должны этот случай создать.
Хазарский круг, выслушав речь Свища, признал его правоту и постановил: изменника Осташа извести любым способом, но ни рода, ни семьи его не трогать, ибо на службу родовичи того щенка не посылали, а действовал он по своему почину, за который семья и род не в ответе.
Ган Горазд в свою очередь поблагодарил хазар за поддержку и назначил за голову Осташа плату двадцать гривен серебром. Что же до утерянного Берестеня и не взятого Листянина городца, то ган признает свою вину. Правда, поражение случилось не по недостатку разума, а исключительно из-за предательства. Впредь гану наука: не доверяйся чужакам. Дедовы обычаи тоже взялись не с ветра, за ними мудрость щуров, никогда не ронявших хазарской чести.
Покарать изменника Осташа вызвались Глузд с Брехом, у которых были личные счеты с вилявым отроком, а также Гудяй с Хветом, которые ганскую обиду восприняли как свою. Ну и двадцать гривен серебром на дороге не валяются.
– Если доставите мне отрока живым, то я вам сверх оговоренного вдвое приплачу, – пообещал Горазд.
Он велел выделить Глузду и Бреху заводных [23] коней и снабдить оружием и припасом. Дело им предстояло свершить
23
Заводной – запасной верховой конь.
– Про шатуненка не забывайте! – крикнул Горазд вслед отъезжающим мечникам. – Если сможете убить, то убейте. Но в любом случае остерегайтесь сына оборотня.
Обида жгла сердце гана, обида и ярость. Так глупо было зариться на потерянное богатство! Черт бы побрал этого Сороку с его колдовским золотом. А также спасибо гану Митусу и Жучину, которые совместными усилиями посадили Горазда в грязную лужу. Прежде ему казалось, что хитрее толстого гана и хабибу на славянских землях людей нет. Теперь он точно знает, что есть. Но за приобретенное знание ответ придется держать перед каганом Битюсом. Можно, конечно, не возвращаться в каганскую ставку, но в этом случае Битюс услышит историю о потерянном Берестене из чужих уст. А что эти уста наплетут кагану, можно только догадываться. В одном Горазд не сомневался: Митус постарается всю вину свалить на трехсотенного гана, а себя выставит жертвой чужой глупости и измены. Хорошо, если Жучин поддержит не Митуса, а Горазда. Но если купец объединится с толстым ганом, то Горазду солоно придется. Каганская немилость обернется для него полным разорением и поношением. Придется Горазду все-таки ехать к кагану, оставив на потом отмщение обид. Настанет время, и ган вернется в радимичские земли, и горе будет тем, на кого сейчас горит злобой его сердце.
Глава 20
ТРИЗНА
Торуса отстоял свой городец малой кровью, потеряв пятерых мечников, но и эти потери переполнили его горечью. Двое из павших были его ближайшими родовичами. Да и пришлых мечников было жалко – по нынешним временам каждый верный человек на счету. А эти трое ценой жизни доказали верность боготуру, которому обязались служить. Среди бояр был только один сильно пораненный – Ратибор. Самый молодой из ближников Драгутина. У Ратибора еще и усы не успели отрасти толком, а жизнь заканчивалась тяжкими хрипами в пробитой стрелой груди. Боярин Забота топтался вокруг товарища, мешая Дарице вершить нелегкую работу по врачеванию раны, которая, по мнению Торусы, исцелению не поддавалась. Стоявший поодаль «белый волк» Божибор только головой качал, глядя на старания Дарицы. Как и Торуса, он понимал, что часы молодого боярина сочтены. И вряд ли человеческие руки помогут там, где боги уже сказали свое слово.
– Несите боярина в терем, – махнул рукой челядинам Торуса.
Хазар положили около полусотни. И хотя пришли они к чужому городцу незваными, но все же эти люди были славянской крови, и оставлять их непогребенными Торуса не счел возможным. Окрестные мужики-новосельцы, столь хорошо поспособствовавшие Торусе в защите городца, старательно рыли одну на всех хазар братскую могилу. Боготур Торуса лично проследил, чтобы мертвых погребли в согласии со славянскими обычаями, ибо большинство павших кланялись славянским богам, а вина их была лишь в том, что пошли они по ганскому слову на неправое дело. Теперь боги будут решать, достойны ли эти люди попасть в Страну Света, а Торуса павшим хазарам препятствий не чинил.
Своих мечников боготур велел хоронить отдельно, на облитом солнцем высоком холме, с которого души павших могли лететь в Страну Света без задержки, ибо их заслуги перед богами были велики. Павшим за правое дело в славянских землях вечная память, а в Стране Света теплый прием. От высокого холма павших мечников провожали в дальний путь Торуса, Забота и Божибор, а в стране Вырай их встретят давно уже ушедшие туда «белые волки» и укажут дорогу к свету.
В память об ушедших Торуса собственной рукой поверг на жертвенный камень быка, мясом которого утолили голод все участники отгремевшей битвы, а кровь, сердце и печень достались богу Велесу, как это и положено по древнему ряду.