Шатун
Шрифт:
На тризну в Торусовом тереме собралось немало достойных мужей. А тех, кому не хватило места в тереме, привечали во дворе городца. Медов боготур Торуса не пожалел ни для бояр, ни для «белых волков», ни для мечников, ни для простолюдинов. Меды дело наживное, а тризну по уходящим мечникам надо справить громкую, чтобы отогнать злых духов, если те вздумают мешать душам павших отправиться в дальний полет.
Громко стучали била в Торусовом городце, и еще громче топали ноги по затвердевшей земле. Танцевали в такт билу плечом к плечу, не чинясь званиями, как на рати, по исстари заведенному порядку вещей. А после вновь возвращались к накрытым
– Век себе не прощу, если мы потеряем Ратибора, – покачал захмелевшей головой боярин Забота, сидевший ошуюю Торусы. – Он ведь еще женщин не целовал и на ложе с ними не восходил.
– Знать, выпало так, – вздохнул Божибор. Торусе вдруг пришло на ум, что дело с нецелованным Ратибором еще можно поправить, и было бы большим свинством со стороны боготура, если бы он лишил боярина покровительства богини Макоши. Быть может, если бы Торуса был потрезвее, то промолчал бы о Макошином ложе, но хмель крепко сидел в голове боготура, а потому и решил он поделиться своей тайной с Божибором и Заботой.
– Понравится ли такое самоуправство бабьей богине? – задумчиво покачал головой «белый волк».
– Если не понравится, то ответ будет не Ратибора, а мой, – тряхнул слипшимися волосами Торуса. – А боярин заслужил, чтобы в смертный час его приласкала богиня.
– Заслужил! – поддержал Торусу боярин Забота. – А коли что не так, то пусть гнев богини падет и на мою голову.
Божибор задумался, поглаживая длинную светлую бороду. Все-таки из ведунов, сидевших во главе поминального стола, он был старше всех годами, да и место его подле Перуна-бога было одним из самых почетных. Божибор был правой рукой кудесника Вадимира в делах, где требовался не только ум, но и меч. Седеющая голова «белого волка» давно была уже оценена Битюсом в немалую сумму, но вряд ли в окружении кагана найдется человек, способный открыто бросить вызов Божибору и выйти с ним на поединок.
– Добро, – сказал наконец Божибор, – несите Ратибора на Макошино ложе. Должна же богиня уважить просьбу ближников трех главных славянских богов.
Торуса опасался, как бы ключница Дарица, которую он подозревал в близости к богине, не стала перечить решению ведунов, но женщина только согласно кивнула головой. Ратибор был уже совсем плох, сведущим в ранах людям было ясно, что до утра боярин не дотянет. Забота поднял на руки пребывающего в забытьи товарища и перенес его на Макошино ложе. Лунный свет падал на ложе через узкое слюдяное оконце, и Торусе показалось, что этот свет вобрал в себя обнаженное тело молодого боярина и окутал его серебристым покрывалом. Странная улыбка промелькнула на посиневших губах Ратибора, словно он увидел что-то, неведомое прочим. Торуса переглянулся с Божибором. Похоже, «белый волк» тоже углядел в происходящем необычное, но вслух не сказал ни слова. Боярин Забота первым покинул ложницу, а следом вышли Торуса с Божибором.
– Одно я знаю твердо, – шумно сказал Забота, – богиня Макошь не оставит теперь своим покровительством Ратибора – ни в нашем мире, ни в стране Вырай.
Городец затих только к утру, а сам боготур Торуса, забывшись крепким сном вместе с гостями, проснулся только к полудню. Ошуюю на лавке храпел боярин Забота, а голос Божибора слышался во дворе. Торуса поднялся и, превозмогая тяжесть в голове, вышел на крыльцо. «Белые волки» готовились к дальнему походу. Очищенные от хазарской крови колонтари сверкали в солнечных
Оглядев двор и строения, Торуса пришел к выводу, что хазарский напуск большого ущерба им не нанес, а тын городца не пострадал вовсе. Хазарские удары выдержали и стены, выстроенные боготуром, и те, что были ставлены чуть не век назад Листяной Колдуном. Единственное, что сейчас заботило боготура, так это сократившееся количество защитников городеца. Может быть, в ином, более спокойном месте дружина в тридцать пять мечников была бы достаточной, но здесь, у бойкой излучины, их число следовало бы увеличить вдвое.
Если бы не бояре Драгутина и «белые волки» Божибора – не удержал бы боготур своего городца. И дело было даже не в одолженных Рогволду дружинниках. Ибо мечник, будь он хоть семи пядей во лбу, божьего ближника не стоит. И мечи у простых воинов худшего закала, и бронь послабее, а о выучке и говорить не приходится. Торуса, конечно, мог рассчитывать и в дальнейшем на поддержку Драгутина и Божибора, не говоря уже о боготурах Вузлеве и Рогволде, но ведь у ведунов своих дел невпроворот. А Торусе мечталось о большом городе, который вырастет в этих богатых рыбой и дичью местах. Осуществлению Торусовых замыслов мешали только отсутствие денег да хазарская угроза. Может, не стоило бы боготуру тешиться пустыми задумками, если бы не одно «но» – схроны Листяны Колдуна. Золота в тех схронах несчитано. И если бы Листянино золото попало в руки боготура, то он бы нашел, куда его употребить.
– Что там с боярином Ратибором? – обернулся Торуса к вышедшему на крыльцо Заботе.
– Восстал Ратибор! – весело сверкнул глазами Даджбргов ближник. – Ушицей его сейчас Дарица кормит. Вот оно как, боготур.
На громкий и густой голос боярина обернулись ведуны и мечники, суетившиеся во дворе. Весть о выздоровлении Ратибора не только обрадовала, но и поразила всех. Ибо еще вчера сведущие в ранах люди говорили, что молодой боярин не жилец на этом свете. И вдруг – восстал!
– Это то самое ложе, которое тебе славянские боги доверили хранить, боготур? – спросил памятливый боярин Володарь. – Про вещий сон ты нам рассказывал еще зимой.
Торуса и рад был бы сохранить всё в тайне, но это оказалось невозможным. И бояре, и «белые волки», и мечники, и простолюдины – все рвались взглянуть на Макошино ложе хотя бы краешком глаза. Не каждому в жизни удается вот так воочию увидеть чудо, сотворенное богами.
Ключница Дарица шикала на излишне шумливых, но любоваться ложем не мешала. Ратибор спал, грудь его вздымалась ровно, а не толчками, как это было вчера. Губы боярина расплывались в блаженной улыбке, а щеки неожиданно розовели.
– Сладка, наверное, любовь богини, – завистливо вздохнул боярин Володарь. – Ишь как чмокает во сне.
– Все, – нахмурилась Дарица, – посмотрели – и будет.
Никто сердитой женщине не возразил, мужчины молча развернулись и вышли вон из ложницы, осторожно ступая по скрипучим половицам. Торуса не сомневался, что весть о чудесном исцелении боярина разнесется теперь по городам и весям. И наверное, немало найдется охотников полежать на Макошином ложе.
– Мне кудесница Всемила сказала, что с этого ложа можно вовсе не подняться, – хмуро бросил Торуса. – Макошь строгая богиня и привечает далеко не всякого охочего до ласк.