Шайтан-звезда (Часть 1)
Шрифт:
Труднее всего оказалось затащить туда псов, без которых Джейран не решалась вторгаться в мнимый рай. А когда и это дело было сделано, то выяснилось, что оттуда ведет достаточно широкий путь по пещерам, по которому можно даже привести лошадей, и если бы мальчики взяли чуть правее, то обнаружили бы его.
Оказавшись снова в райской долине, Джейран увидела, что ее опередили. Кто-то взял рай приступом, и это мог быть лишь аль-Кассар со своими айарами. На дорожках и в беседках лежали убитые, причем молодые и здоровые мужчины были поражены стрелами и копьями между лопаток. Из чего Джейран заключила, что Фатима, покидая в спешке свой рай, распорядилась покончить
Когда дорогая посуда и нарядные одежды гурий, кроме тех, которыми украсило себя озерное воинство, были увязаны в узлы, вернулись самые голосистые - Вави, Ханзир и Бакур, которых Джейран послала оглашать пещеры и окрестности криком: "Где ты, о Абриза?! " Никто не отозвался им, из чего Джейран вывела, что Фатима увезла пленницу, на хвосте у ее каравана повисли айары, а самой ей надлежит двигаться следом, потому что иного пути к Абризе у нее нет.
Довольный добычей отряд поклялся собаками, что пойдет за своей звездой туда, куда она поведет, и никто не удивился, что, найдя золотую маску, Джейран изменила решение, предоставила караван Фатимы воле Аллаха и отправилась по следу захваченных в плен айаров. Да и кто такие воины озерного племени, чтобы возражать Шайтан-звезде? Такая нелепость мальчикам в головы не приходила.
Джейран задумалась так, что перестала внимать уличному шуму. Если аль-Кассар не в Хире, куда полагалось бы везти плененного предводителя айаров, то, выходит, он где-то поблизости. Но почему, ради Аллаха, при одном упоминании о пойманных айарах жители Хиры становятся точно бесноватые?
– Я знаю, что мы должны сделать, о дядюшка, - вдруг решила Джейран. Мы купим для меня женское платье, как носят здешние женщины, и я переоденусь, и пойду в хаммам! Там-то я узнаю, куда подевался аль-Кассар!
– Разве женщины занимаются пленными разбойниками? Может быть, и начальница городской тюрьмы - тоже ущербная разумом, о звезда?
– уныло осведомился Хашим. Убегая вместе с Джейран из хана, где, кстати, осталось
кое-какое их имущество, он оступился и теперь несколько прихрамывал.
– Нет, начальник городской тюрьмы, к сожалению, мужчина, - отвечала Джейран.
– Но в его доме полно женщин. Ты подумай - начальником городской тюрьмы человек делается не в ранней молодости. У него наверняка уже есть три или четыре жены, а каждая жена имеет детей, и у каждой жены есть невольницы, которые служат ей и детям, входят и выходят. Кроме того, начальник тюрьмы имеет сотрапезников, а у них тоже есть жены и любимицы, а у тех - невольницы. Я очень удивлюсь, если не найду в хаммаме женщины, которая не знает хоть что-нибудь об аль-Кассаре.
– Если мужчины чуть не бросились на нас с кулаками, то женщины обольют тебя кипятком, когда ты начнешь расспрашивать об айарах, - разумно предположил Хашим.
Джейран пожала плечами. Ей пришлось однажды разнимать женскую драку в парильне - и скверное это было зрелище...
– А что, если ты зайдешь в мечеть, о дядюшка?
– вдруг предложила она. Там сидят за чтением Корана благочестивые старцы. Они не станут размахивать кулаками, да и кипятка там нет. Ты осторожно расспросишь их...
– Кто это не станет размахивать кулаками? Благочестивые старцы? Хашим ударил себя по бокам сухими ладошками и рассмеялся скрипучим, но веселым смехом.
– О доченька, двадцать лет я ежедневно приходил в мечеть и если я не знаю этих благочестивцев, то никто их не знает!
– О дядюшка, а зачем двадцать лет подряд приходить в мечеть? Джейран, разумеется, знала, что есть люди, которые выходят оттуда лишь ради естественной
– О доченька, а как ты полагаешь - откуда берется знание? Может быть, звезды рождаются с полной головой всяких сведений, а нам, смертным, приходится вкладывать их туда годами, - объяснил Хашим, начисто забыв, что речь идет о знания, которые он проклял и променял на веру в шайтана.
– Вот я знаю количество букв в Коране и стихи, отменяющие и отмененные, и суры мекканские и мединские, и причины их ниспослания, а представляешь ли ты, о звезда, сколько на все это ушло времени?
– Количество сур помню и я, - Джейран возвела глаза к небу, призывая точную цифру.
– Их сто четырнадцать!
– И мекканских из них - семьдесят сур, а мединских - сорок четыре, добавил Хашим.
– Суры сосчитать несложно даже тому, кто не владеет грамотой. А стихи? А буквы?
Старик начал горячиться.
– Я был похож на человека, который всю жизнь искал дохлого осла, чтобы украсть у него подковы!
– воскликнул он так громко, что заглушил рыночный шум, а прохожие, невзирая на толчею и суету, посторонились.
– А разве у осла есть подковы, о дядюшка?
– удивилась Джейран.
– Вот в том-то и дело! Этот счет едва не сделал меня бесноватым, а проклятый шейх Абу-р-Рувейш едва не загнал меня преждевременно в могилу! Я сидел в одном углу большой пятничной мечети, с Кораном на коленях и каламом без чернил в руке, и считал буквы на каждой странице, а потом брал другой калам, макал его в чернильницу и писал на бумаге цифру! А потом я счел их все вместе - и знаешь ли, сколько у меня получилось?
– Откуда мне это знать, о дядюшка?
– Джейран искренне удивилась такому странному для вроде бы разумного старика занятию.
– Триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят букв, о звезда! И я занимался этим шесть дней, от пятницы до пятницы, днем выходя из мечети лишь по нужде! Правоверные кормили меня прямо в мечети! И вот я написал эту цифру, и устремился к Абу-р-Рувейшу, призывая имя Аллаха, а он, этот скверный, пока я действительно в поте лица считал буквы, принимал своих приятелей и беседовал с ними, а потом для приличия тыкал несколько раз пустым каламом в страницу Корана, чтобы все видели, как старательно он ведет счет! И этот проклятый, услышав мою цифру, говорит, что она неверная, и что букв в Коране - триста двадцать три тысячи шестьсот пятьдесят две! Значит, у меня куда-то подевалось восемнадцать священных букв? И я опять сажусь все в тот же угол, и открываю Коран на первой странице, и начинаю счет заново...
– А какой от этого прок, о дядюшка?
– осмелилась спросить Джейран.
– Ни малейшего прока! Уж лучше бы я и впрямь ходил по пустыне в поисках дохлого осла! По крайней мере, я дышал бы свежим воздухом, и не видел проклятого Абу-р-Рувейша, и не пренебрегал молитвой ради непрерывности счета, и это было бы куда более угодно Аллаху, чем сидение с пустым каламом над словами, смысл которых я из-за этого счета перестал понимать! А дальше вышло вот что - Абу-р-Рувейш поднял крик, и сбежались правоверные, и один были на моей стороне, а другие - на его стороне, и мне мешали сосчитать все заново, а потом мимо проходил вали со стражниками, и он услышал, что в мечети творится какое-то непотребство, и стражники вошли, и выставили нас всех из мечети, причем я получил кулаком по шее, а Абу-р-Рувейш - нет!