Шайтан-звезда (Часть 1)
Шрифт:
– А ты мне нравишься, о метельщик, - неожиданно заявил Хашим.
Джейран, слушавшая эту беседу, отвлеклась от дверной щели, но тут шум на площади заставил всех троих снова прижаться лицами к двери.
Впереди неторопливо ехали всадники с копьями, и развевались на ветру подвязанные к этим копьям треугольные белые знамена Хиры. За ними шли пешие стражники с дубинками, чтобы отгонять любопытных. Их построили так, чтобы между верблюдами с осужденными и толпой в любом случае оказалось не менее четырех рядов стражников.
Но ради такой скудной толпы не стоило беспокоить
Осужденных действительно разрядили в парчу и в шелк, вместо тюрбанов на головы им надели остроконечные колпаки, разукрашенные пестрыми лоскутками, и верблюды, на которых их посадили, были двугорбые. За спиной каждого на заднем верблюжьем горбу сидело по ученой обезьяне. Эти обезьяны неустанно молотили кулачками по плечам и спинам заключенных.
– Ради Аллаха, сколько же их?
– прошептала Джейран.
– Я вижу воспитателя аль-Асвада, благородного Хабрура ибн Омана, да спасет его Аллах!
– сказал Афиф. Джейран вгляделась - и нашла в пестроте нарядов огненно-рыжее пятно. Очевидно, это была холеная борода Хабрура.
– Почему его везут первым?
– спросила она.
– Видимо, именно его и казнят первым, а потом - всех сторонников аль-Асвада, чтобы он видел, как они погибают из-за него и его мятежа, отвечал Хашим.
– Обычно так и делается, о звезда. Аль-Асвад, скорее всего, едет последним.
– Я не хочу, чтобы он погиб, - сказала Джейран.
– Он был добр ко мне. Может быть, он спас меня от смерти.
– Не торопись, о госпожа!
– воскликнул Афиф, но Джейран уже отодвинула засов.
– Не бойся за нее, о друг Аллаха, - удержал его Хашим.
– Сейчас ты увидишь дивные дела!
Джейран замерла на пороге. Она ощутила страх.
Старик был уверен в ней, как маленький ребенок уверен в силе своего отца.
Когда они вместе замышляли нападение, то все, что она ни говорила бы, он принимал с одобрением и даже восторгом. Джейран, которую за всю ее жизнь не так уж часто хвалили, воодушевлялась и предлагала новые затеи. И вот сейчас она поняла, что если нападение провалится - то отвечать перед троном Аллаха за гибель мальчиков будет лишь она, а Хашим извернется, прикрывшись старческим малоумием. Ибо не станет же разумный человек выполнять все, что придет на ум женщине!
Чем ближе подходила она к помосту для казни - тем меньше могла разглядеть осужденных.
А там уже стояли колоды, лежали топоры и стояли обнаженные по пояс молодцы, все искусство которых состояло в том, чтобы с одного удара лишать человека руки или ноги.
Казнь мятежникам полагалась скорая - лишение сперва рук, потом ног, а потом уж головы. Тела и конечности сжигались, головы надевались на колья и выставлялись вдоль стен дворца.
Вообразив себе хрип и стоны казнимых, потоки крови с помоста, Джейран ощутила сперва тошноту, потом ярость.
Она должна была спасти аль-Асвада - не затем, разумеется, чтобы непременно войти в царскую семью! Об этом она, вспоминая о мгновениях в темной пещере, и не думала. Джейран не могла допустить, чтобы принял позорную смерть тот, кто так высоко ставил достоинство и честь!
Ведь и она всю свою недолгую
И, когда она говорила аль-Асваду в пещере, что его достоинство даже в этом бедственном положении осталось с ним, ибо бесчестный человек и не заметил бы такой пропажи, то в какой-то мере она рассказывала о себе. Ведь она одолела горный перевал и пещеры еще и потому, что из-за нее пострадала другая женщина, и Джейран в голову не приходило, что можно устраниться от совершенного ею зла, даже не пытаясь его исправить.
Откуда в ней это ощущение достоинства и чести - она не знала.
Она увидела в толпе Джахайжа и Ханзира. Переодетые в те лохмотья, что собрали для них метельщики, они выглядели как подростки, которых плохо кормят. Но она знала - обоим уже исполнилось пятнадцать, так что они даже имеют право жениться, и за свои поступки отвечают наравне со взрослыми мужчинами. Джейран улыбнулась им, как бы говоря этой вымученной улыбкой и хитрым прищуром: о мои Ослик и Поросенок, потерпите еще немного!
А где-то рядом были Чилайб с Каусаджем, крепыш Вави, сын Фалиха, и маленький Марджан, и другие пары, испытанные в схватках с озерными кабанами.
В отдаленном переулке Джарайзи, Бакур и Дауба держали коня.
Вся надежда была на красавца-жеребца, поражающего взоры, подобно Абджару, принадлежавшему Антару. Джейран не знала, как его звали прежде, и дала ему обычное для бедуинов имя Катуль. И жеребец, как будто обладая разумом, откликался, откуда бы ни звала его девушка.
Ни Хашима, ни мальчиков это вовсе не удивляло, ибо иначе и быть не могло: наилучший конь среди коней, принадлежащих арабам, прибежал к Шайтан-звезде и преданно ей служит...
Вдруг толпа всколыхнулась, люди торопливо стали опускаться на колени, пряча лица в рукавах.
Помост для царя и свиты был поставлен так, что к нему можно было подъехать по улице, соединявшей базарную площадь с площадью перед дворцем, совершенно незаметно. О прибытии своего владыки горожане догадались по тому, что свита стала занимать на помосте приличные каждому места.
Преклонила колени и Джейран, но нашла возможность посмотреть из-под изара, что творится на помосте.
Царь, одетый, как и должно старцу, в долгополое одеяние из парчи, с посохом, в большом белом тюрбане, тяжело опустился на приготовленные для него подушки. Сразу же чернокожие рабы подмостили под него валики, чтобы он мог опереться спиной и удобно расположить локти.
Казалось, старец не понимал, для чего его сюда привели. Он перешептывался со свитой и даже изволил сказать нечто такое, от чего трое вельмож почтительно рассмеялись.
Рядом сел юноша семнадцати лет, красивый и прелестный, стройный и соразмерный, тоже в долгополом одеянии, и свита оказала ему такие почести, что джейран поняла - это и есть царевич Мерван.
За спиной царя натянули тонкие шелковые ковры со звездчатым узором, сделав из них как бы дугообразную стену, и за ними началась какая-то суета. Очевидно, из дворца прибыл еще кто-то, желающий тайно посмотреть на казнь.