Шайтан-звезда (Часть 1)
Шрифт:
– Воистину, отныне наше занятие - грабить на дорогах, и мое ремесло быть айаром!
– вздохнув, произнес аль-Кассар.
– И пусть это будет для нас карой и наказанием!
Джейран не уловила ничего странного в этих словах, но поняла, что, если не вмешаться, этот несчастный опять начнет призывать на свою голову какие-то непостижимые бедствия.
– И вообще мне кажется, о господин, что, придумывая себе такие клички, ты оскорбляешь Аллаха, - торопливо сказала она.
– Ведь у тебя есть благородное имя и прозвище, и Аллах знает тебя по ним, и если
– Ты замужем, о женщина?
– вдруг спросил носящий золотую маску.
– Или ты принадлежишь лишь своему хозяину?
– Я не замужем, и мой хозяин не прикасался ко мне, и сегодня я дала обет, что не будет близости между мной и им, если я спасусь от смерти... тут только Джейран вспомнила, что невольно исхитрилась обмануть самого Аллаха. Ведь у нее не было больше пути к хозяину хаммама, и с тем же успехом она могла дать клятву, что никогда не будет близости между ней и великим мудрецом Сулейманом ибн Даудом, который уже много столетий покоится в могиле. А другие мужчины в тот опасный миг напрочь вылетели у нее из головы, как будто близость была возможна только с одним, недосягаемым и недоступным.
– Если Аллах мне поможет, и облегчит мои бедствия, и я смогу исправить то зло, которое причинил, то я позабочусь о тебе, - пообещал аль-Кассар. Ты нашла слова, которые исцеляют душу, клянусь Аллахом! Но это - лишь краткая передышка, о женщина. Пока зло не исправлено, никто не увидит моего лица...
– О господин, в этой темноте даже собственной руки не видно, почему бы тебе не снять маску и не дать себе отдых от этой штуки?
– предложила Джейран.
– А я бы принесла воды, чтобы ты мог вымыть лицо.
– Вымыть лицо?
– носящий золотую маску спросил это с таким изумлением, как будто омовение лица, рук до локтей и ног до щиколоток не полагалось совершать правоверному пять раз в день перед обязательной молитвой.
– Ты говоришь - вымыть лицо, о женщина?
– Ты же не давал клятвы ходить неумытым, о господин, - разумно отвечала Джейран.
– Если бы тут было немного муки из волчьих бобов, и салфетки из хлопка, и хотя бы глиняный очаг, из тех, которые можно переносить из угла в угол, я бы согрела воду, и растерла тебя, и вымыла, как полагагается, и расчесала тебе бороду, и умастила ее душистым маслом...
Вдруг она сообразила, что здесь не хаммам, и смутилась.
– Я умею делать все это и многое другое, - добавила она.
– Таково мое ремесло, о господин.
Аль-Кассар ничего ей не ответил.
Вдруг она услышала странное сопенье и даже шип, какой бывает, если воздух изо рта вырывается сквозь сжатые зубы.
– О господин, что еще случилось?
– испуганно спросила она.
– С умыванием ничего не получится, о женщина, - отвечал из темноты аль-Кассар.
Джейран испугалась, что этот безумец успел дать Аллаху клятву не умываться.
Носящий золотую маску опять подозрительно засопел и вдруг вскрикнул.
– О господин! Тебя укусила змея?!
– Не вопи, о женщина...
–
– В недобрый час надел я эту маску! Клянусь Аллахом, я не могу распутать шнурки на затылке!
– Я помогу тебе, о господин, - с этими словами Джейран пошла вдоль стены на голос и, как и следовало ожидать, столкнулась с аль-Кассаром грудь к груди.
Она ощутила на плечах две мужские руки, ощутила пожатие длинных и цепких пальцев, ощутила тепло ладоней - и помянула недобрым словом Маймуна ибн Дамдама, научившего все ее внутренности испытывать волнение от таких вещей.
Очевидно, и аль-Кассар сделал несколько шагов ей навстречу.
– Сейчас я помогу тебе, о господин, - прошептала Джейран, не чуя под ногами камней.
– Я распущу шнурки...
Оказалось, что носящий золотую маску успел в темноте снять свой синий траурный тюрбан. На голове у него была только шелковая ермолка, а из-под нее спускались на плечи жесткие и упругие кудри, длиные, как полагается воину. Если бы вытянуть одну вьющуюся прядь, она оказалась бы не меньше локтя длиной.
Джейран поняла, что для распутывания узлов лучше бы зайти сзади, лишь когда обнаружила, что ее занятие - на самом деле объятие. Она в растерянности отступила, но аль-Кассар удержал ее.
Плащ-аба соскользнул с ее плеч и лег на пол.
– О господин..
– прошептала девушка.
– Не надо этого... Я не могу...
Предводитель айаров ничего не ответил, но и хватки своих сильных пальцев не ослабил.
– Я не хочу, чтобы ты думал, будто я выполняю приказ Джевана-курда, о господин...
– совсем растерявшись, объяснила она.
Тут последний шнурок развязался, и маска упала с лица аль-Кассара, но каменного пола пещеры она не коснулась, а оказалась лежащей одновременно на груди своего владельца и на груди Джейран.
Чтобы взять ее, кто-то должен был прервать это странное объятие. Чтобы она не упала, ни Джейран, ни аль-Кассар не могли совершить лишнего движения.
Так и стояли эти двое, пронизанные волнением, и дыхание мужчины было громким, а девушка сдерживала свое дыхание.
– Где вода, которую тебе принес Джеван-курд, о господин?
– спросила Джейран.
– Я поставил кувшин на пол, о женщина, - отвечал аль-Кассар.
И оба они не шелохнулись.
– Не бойся меня, - вдруг услышала Джейран.
– Если Аллаху будет угодно, я возьму тебя в свой харим...
Джейран ощутила сильнейшую радость - вот нашелся мужчина, который готов приблизить ее к себе, и взять в свой харим, и это не ремесленник, живущий на пять дирхемов в день, а предводитель воинов, владеющий дорогим оружием, и лошадьми, и их грузом! И сразу же вслед за радостью возникла столь же сильная тревога.
Как и всякой девушке, ей нужно было время, чтобы привыкнуть к мысли, что она должна принадлежать какому-то определенному мужчине.
Джейран столько лет была всей душой готова к тому, чтобы по первому же слову хозяина харима стать его наложницей, что сейчас быстрота событий испугала ее.