Шайтан-звезда
Шрифт:
На поле боя тем временем все случилось именно так, как он задумал.
Верблюды, на которых ехали Джейран, Хашим, Хабрур ибн Оман, Мансур ибн Джубейр, Ахмед, прочие осужденные и мальчики, уже выбивались из сил, таща несоразмерную ношу, и всадники, посланные Джубейром ибн Умейром, почти нагнали их, когда подлетели тридцать человек во главе с аль-Мунзиром.
– Погоняйте верблюдов! – кричал аль-Мунзир, проносясь мимо. – О Хабрур, веди их туда, к знаменам, к аль-Асваду!
И всадники Джабира аль-Мунзира, обогнув отряд беглецов, выставили копья и понеслись навстречу
Джейран, Хашим и Джарайзи, ехавшие на одном верблюде, первыми приблизились к знаменосцам и ждущим их под белыми знаменами аль-Асваду и Абризе.
– Вот женщина, которая спасла меня от смерти, о госпожа! – сказал аль-Асвад, указывая рукой на Джейран. – И спасла она меня тем, что потребовала исполнения данного ей слова. Прими ее как сестру, о госпожа, и полюби ее, ибо, когда мы возьмем Хиру, я исполню свое слово – женюсь на Джейран и возьму ее в свой харим!
– Ты женишься на Джейран и возьмешь ее в свой харим? – не веря своим ушам, переспросила Абриза.
– Да, клянусь Аллахом!
Аль-Асвад поправил золотую маску, подбоднул коня стременами и умчался догонять людей Джевана-курда.
Джейран заставила верблюда лечь, и первым с него спустили черного пса, которого все это время держал в охапке маленький Джарайзи. Затем сошел Хашим, а с другой стороны соскочила девушка.
– Я знаю тебя, твое имя – Абриза, о госпожа, – сказала она, подходя. – Это мне ты отдала золотой крест, чтобы я нашла раба Рейхана или Ади аль-Асвада. Я выполнила то, что обещала!
– Так я обязана спасением тебе? – изумилась Абриза, стараясь глядеть Джейран в глаза и не разглядывать ее потрепанный в побоище наряд, а также знаки на левой щеке, подобные кусочкам темно-синей шерстяной нитки, причудливо выложенным под самой кожей.
– Ты обязана спасением Аллаху, о госпожа, – смутившись, отвечала Джейран.
Она вдруг вспомнила о своем безобразии и представила, как жалко выглядит рядом с прекрасной Абризой, которой даже длинная кольчуга была к лицу и прибавляла ей прелести.
Абриза же недоумевала, как могло случиться, что Ади аль-Асвад, один из красивейших мужчин среди детей арабов, пообещал ввести к себе в харим эту рослую, словно латник из Британии, и плечистую девушку с изуродованным синими знаками лицом.
Мысль о том, что Джейран получила обещание, которое предназначалось самой Абризе, была для красавицы невыносима.
– Тебе удалось выбраться оттуда? – спросила она, хотя это и так было ясно.
– Удалось, о госпожа.
Абриза помолчала, опустив глаза, вдруг усмехнулась и шагнула навстречу Джейран, протягивая к ней руки.
– О сестрица! – воскликнула она. – Как я рада, что мы вместе войдем в харим аль-Асвада! Как только мы въедем в Хиру и войско расправится с врагами, непременно будет пышная свадьба! Он станет нашим мужем, о сестрица!..
Джейран, вовсе не ожидавшая такого поворота дел,
– Ади аль-Асвад займет отцовский престол и станет нашим мужем! – следуя за девушкой с распростертыми объятиями, продолжала Абриза. – И будет ночь тебе и ночь мне!
Она достаточно усвоила нравы дочерей арабов, чтобы вовремя припомнить и употребить приветствие-уговор, принятое между женами одного мужчины.
– Ты же христианка, о госпожа! – напомнила Джейран. – По вашей вере мужчине не положено иметь двух жен.
– Но ведь аль-Асвад – не христианин, и пророк дозволяет ему иметь столько жен, сколько он может прокормить, – возразила Абриза, обнаружив, что интерес к этому делу в ней зародился давно и что она успела заготовить все необходимые доводы. – Вот если бы я взяла себе двух мужей – это было бы преступлением. А так ни один из нас не нарушит закона своей веры, о сестрица! Он берет столько жен, сколько ему позволено, а я беру столько мужей, сколько позволено мне!
Хашим, от которого растерявшаяся Джейран ждала вмешательства, только переводил взгляд с одной невесты аль-Асвада на другую. И на его подвижном лице читалось явное недовольство обстоятельствами.
Тем временем Хабрур и прочие осужденные вместе с мальчиками и псами сошли с верблюдов. И, к великому удивлению соратников аль-Асвада, мальчики принялись, отцепляя от верблюдов лисьи хвосты и колокольчики, украшать себя ими. Очевидно, они еще не поняли, что эта роскошь, которой снабдили осужденных, носила шутовской и издевательский характер.
Сорвав с себя колпак, украшенный пестрыми лоскутами, и обмотав голову вместо тюрбана куском огненно-желтой ткани, покрывавшей бока его верблюда, Хабрур ибн Оман разгладил свою прекрасную бороду и, соблюдая достоинство, подошел к Абризе.
– Простор, привет и уют тебе, о госпожа! – сказал он, слегка поклонившись.
Абриза повернулась к нему – и глаза ее округлились, а рука потянулась ко рту, желая зажать срывающийся с губ смех.
Хабрур красил бороду, но не голову, хотя и у него были длинные волосы, как положено воину. Сейчас они, совершенно седые, свешивались уже не крутыми локонами, а лохматыми прядями по обе стороны лица из-под желтого подобия тюрбана. При всем при этом на нем был халат из самой дорогой парчи, ибо неприлично было везти на казнь наставника царевича Ади в чем-то кроме золотой парчи.
Пока Абриза боролась со смехом, Хабрур ибн Оман повернулся к Джейран и низко поклонился ей со всем возможным достоинством.
– Мы раскаиваемся в том, что подозревали тебя, о девушка, – сказал он, округлым движением отведя руку в сторону и указав на спасенных соратников. – И мы благодарим Аллаха, что ты не затаила вражды к нам! И мы рады, что аль-Асвад сдержит свое слово и возьмет тебя в свой харим, ибо подобных тебе цари приберегают на случай бедствий!
Пока он говорил, все его товарищи подошли и окружили Джейран, за исключением Ахмеда, которого сняли с верблюда и уложили на песок, потому что от жары, скачки и потери крови он поминутно терял сознание.