Шайтан-звезда
Шрифт:
Нужно было немедленно предупредить – и Мамед, поручив душу Аллаху, направился к сече.
Оказалось, что Шакунта воистину пробивается не в ту сторону, и спешила уже немало всадников, и ярость драки овладела ею настолько, что она не помышляет об осторожности.
– О Шакунта, вон там, на холме, верблюды с женщинами! И они уходят! – крикнул Мамед, шарахаясь от занесенного ханджара. – Берегись, о Шакунта!
Очевидно, вопли его долетели до слуха Шакунты, поскольку она, резко присев на корточки и повалившись набок, ушла от мощного удара, нанесенного с размахом из-за головы. Здоровенный воин, не
– Такого вы здесь не видели, о мерзавцы! – воскликнула она. – А ну, освободите мне путь! Во имя Аллаха!
И Мамед не понял, к чему относилось имя Аллаха, – к пути ли, который она прокладывала к холму, преодолеваемому верблюдами, несущими женщин, или к удару, который она вслед за выкриком нанесла сразу двумя куттарами.
Два противника покачнулись, а Шакунта проскочила меж ними вперед, причем правая рука ее неловко вывернулась назад, ибо куттар застрял в нагрудном доспехе падающего бойца. Почувствовав это, она занесла левый куттар над головой, прикрываясь согнутой рукой, и Мамед успел увидеть, как ловко отбила она поручем куттара еще чей-то удар, успев повернуть руку так, чтобы ханджар врага не разрубил его, а соскользнул, уйдя в сторону. Шакунта же, высоко задрав локоть, повернула левый куттар острием вперед и вниз, шагнула вперед и вонзила его в шею слишком близко подскочившему врагу. Надавливая на рукоять, чтобы уложить того наземь, она освободила правый куттар и, отпрыгнув, скрестила оба перед собой.
А потом на нее бросились еще какие-то люди, и Мамед снова потерял женщину из виду, следя за ее перемещениями лишь по крикам. А голос у Шакунты был пронзительный.
– Ко мне, о доченька! – кричала Шакунта, пробиваясь к верблюдам, на которых сидели окаменевшие от ужаса женщины. – Ко мне, о любимая! Это я – я пришла за тобой!
И она била куттарами снизу вверх, вспарывая одежду и кожу врагов, и отбивала ими удары ханджаров, и бросалась вперед, как играющая рыба, пронзая на лету, и оба ее куттара были в крови, и кровью пропитались ремни, привязывавшие их к рукам!
А следом за ней шел некий боец, чье лицо было закрыто концом тюрбана, и он бился яростно, прикрывая спину Шакунты, но она не видела этого, потому что рвалась вперед – к четырем верблюдам, которые в пылу ночного сражения остались вовсе без охраны.
– Отзовись, о доченька! – звала отчаянная женщина. – Я пробьюсь к тебе на голос!
Но ей отвечала предводительница. Она кричала, обращаясь к ночной пустыне, и в голосе ее было отчаяние:
– О Джубейр ибн Умейр! К нам, во имя Аллаха!
Тут среди женщин возникло смятение – две из них попытались удержать одну, но она, оставив в их руках все свои покрывала, на ходу соскочила с верблюда и бросилась безоружная в самую гущу боя – к Шакунте!
Кто-то из охраны успел ухватить ее за длинные черные косы, но Шакунта ударила его куттаром в грудь, выдернула
Перед ней стояло живое ее подобие, только чуть пониже ростом, покрепче сложением, с такими же глазами и губами, с той же родинкой на щеке. И это подобие окаменело от изумления и страха – да кто не окаменел бы, увидев вдруг при свете факелов себя, яростную, с боевым оскалом, с окровавленными куттарами?
– Доченька!.. – воскликнула Шакунта. – Ведь это ты, доченька моя, Шеджерет-ад-Дурр, похищенная джинном!
Абриза пыталась что-то выговорить, но губы не слушались. И немалая сила понадобилась ей, чтобы чуть приподнять руки и протянуть их к матери.
– Верните эту распутницу, ради Аллаха! – послышался властный женский голос. – О Али, о Азиз! Поймайте ее, принесите ее!
Рядом взвыл предсмертным воем неизвестно от чьего удара неведомо чей боец и рухнул между женщинами. Шакунта отскочила, но сразу же оказалась возле Абризы, неловко обняв ее скованной ремнями и наручами куттара левой рукой.
Сухие губы стремительно коснулись запыленной щеки Абризы, и тут же Шакунта отбила наручем взлетевший над их головами ханджар.
Ошеломленная происходящим Абриза, казалось, лишилась и движения, и соображения. Тогда Шакунта большим пальцем правой руки подцепила черное ожерелье и сдернула его с шеи.
– Надень, ради Аллаха! – велела она. – И беги, слышишь, о доченька! Беги, я прикрою тебя! Я найду тебя!
Теплые от материнского тела камни коснулись шеи – и Абриза встрепенулась.
– Беги же! – повторила Шакунта. И, внезапно извернувшись, оказалась спиной к дочери. Те, кто подкрался, чтобы схватить беглянку, отскочили, и один набросил прихваченный чтобы завернуть Абризу аба на правый куттар Шакунты, а другой попытался под вроде бы обезоруженной правой рукой проскочить к добыче. Но получил наручем как раз по шее и лег к ногам разъяренной матери.
– Да будешь ли ты слушаться, о отродье шайтана?! – рявкнула Шакунта, поражая второго посланца Фатимы левым куттаром. – Проскочи вот тут! Беги, раз мать говорит тебе!
И Абриза побежала…
Как и обещал Хайсагур, Джейран очнулась в пустыне.
Она лежала на остывающем песке. Солнце близилось к закату. И было совершенно непонятно, как она провела остаток ночи, утро, день и большую часть вечера.
Джейран посмотрела на свои руки. Они были в царапинах. Когда она села, то обнаружила, что болит бедро. Задрав платье, Джейран увидела огромный черный синяк.
Очевидно, ее тело перетерпело какие-то бурные события. И, надо полагать, еще следовало возблагодарить Аллаха, что все окончилось царапинами и синяком.
Джейран встала. И тут оказалось, что все мышцы тоже болят, но боль была знакомой, как от чрезмерных усилий.
Не все было в порядке и с горлом, в его глубине саднило, и Джейран вспомнила, что при ней рассказывали, будто такая боль появляется после предельного напряжения сил. Не иначе, как гуль-оборотень в ее теле спустился по наружной стене высокой башни…
Джейран попыталась вслух призвать имя Аллаха – и оказалось, что левый угол ее рта не желает повиноваться. Видимо, это было последствием странной оплеухи, полученной от бесноватого звездозаконника.