Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шрифт:
Ходить на задних лапках Хрю выучился, конечно, раньше. Так что производил вполне впечатление мальчика из хорошей семьи.
Хрю взяли сначала двух гувернанток, потом двух гувернеров.
Всех, служивших раньше в лучших домах.
И все они были в восторге от Вавочки-Хрю.
— Редко попадается такой способный ученик!
Правда, Хрю был не особенно быстр в соображенье. Особенно если приходилось решать арифметические задачи.
Но он всегда сидел потупив голову, ходил глядя под ноги.
— Sehr, sehr, еrnsthalter Knabe! [1] —
— Нда-с, не верхогляд! — с хвастовством восклицал отец. — Не верхогляд-с!
К десяти годам Вавочка-Хрю был «подготовлен», и его отдали в хорошее закрытое учебное заведение.
Там он тоже сразу привлек к себе всеобщие симпатии.
Учащих — серьезностью и отсутствием верхоглядства. Учащихся — умением бегать на четвереньках и неподражаемо говорить:
— Хрю!
Заведение было такое, где главным образом обращалось внимание на «дух».
1
Очень, очень серьезный мальчик (нем.).
И дух Вавочки-Хрю приводил всех в восторг.
— Будет истинный хранитель наших традиций! Дух товарищества в нем развит. Посмотрите! За товарищами так и бегает. Так и бегает!
К шестнадцати годам относится очень важное событие в жизни Хрю.
Его родителей давно уже беспокоило одно загадочное обстоятельство.
У их ребенка был хвостик. Правда, небольшой, но хвостик. И притом закорючкой.
Отец смотрел на это философски:
— А черт с ним, что хвостик. Не видать! Но мать подолгу плакала, думая:
«А как же успехи у светских…»
Когда Хрю исполнилось шестнадцать лет, его повезли в Париж к знаменитому профессору хирургу.
Знаменитый профессор хирург посмотрел, сказал:.
— Пустяки! Сейчас отрежем!
И для успокоения показал в спирту шестьсот шестьдесят шесть таких же хвостиков закорючкой, которые он отрезал за последнее время.
— Это встречается теперь часто!
— Хвостик был отрезан, и всякая связь с прошлым была таким образом порвана.
Окончив заведение, Хрю вступил в жизнь не то кандидатом на что-то, не то исполняющим какие-то особые поручения.
Теперь он был Хрю только для одного графа Завихряйского, Вавочка для товарищей, Василий Петрович для остальных.
Молодой человек приятной полноты, в пенсне. Профиль — не то чтоб особенный, но дамы находили, что в нем есть что-то если не римское, то все-таки «noble» [2] .
Голова всегда скромно опущена, и глаза скромно в землю.
Что очень нравилось.
— Редкий молодой человек! С правилами!
Только в одном случае эти скромно опущенные глаза подымались и сверкали даже алым огоньком.
2
Благородное (франц.)
Василий Петрович сам не понимал, почему это.
Но когда при нем произносилось слово «грязь», — ему вдруг начинало казаться, словно у него хотят отнять что-то очень дорогое.
Стоило произнести это слово, как Василий Петрович вдруг начинал беспокоиться, маленькие глазки его метали молнии.
— Грязь-с!
Это производило чрезвычайно приятное впечатление.
— Конечно, молод, горячая голова, увлекается. Но в основе это имеет хорошую, хорошую подкладку! Все лучше, чем предпочтение чужого своему! На отличной дороге молодой человек! Прекрасного образа мыслей!
Другое, что смущало Василия Петровича, — это то, что время от времени он вдруг почему-то уставал ходить, стоять, сидеть. Ему вдруг неудержимо хотелось стать на четвереньки.
До того неудержимо, что раз он действительно не удержался.
Явившись с каким-то особым поручением к очень важному в утомленному делами лицу, Василий Петрович вдруг стал на четвереньки, пробежался по кабинету, взвизгнул, хрюкнул, ткнул важное лицо носом в коленку и почесал спину об угол письменного стола.
— Совсем свинья! — радостно воскликнуло важное лицо и расхохоталось, да так, как не хохотало лет двадцать.
До слез.
— Да ты, братец, забавник. А? Спасибо, спасибо тебе! Развлек старика! Давно так весело не проводил времени. Это хорошо, это хорошо между делами. Голова потом как-то свежее. Молодчинище!
И важное лицо приказало:
— Вы ко мне, пожалуйста, всегда Василия Петровича с докладами присылайте. Всегда!
И, входя в кабинет, Василий Петрович всегда давал себе волю, бегал на четвереньках, чесался об углы, хрюкал. А важное лицо хохотало и кричало:
— Будет! Будет! Умру!.. Ой, батюшки! Смеяться даже я начал! Душой молодею.
Смущали еще и странные сны Василия Петровича. Во сне никогда ничего, кроме свиней, он не видывал. Снилась ему всегда свинья, а за ней двенадцать поросят. Подходила к нему, толкала пятаком и говорила:
— Все твои!
«Жениться надо!» — решал Василий Петрович.
И однажды, когда ему приснилась свинья с четырнадцатью поросятами, поехал и сделал предложение Зизи Звездинцевой.
Зизи Звездинцева — молодая девушка с лицом английской мисс, с глазами ясными, как хрусталь, с улыбкой чистой и, как ее называли, «святой» — занималась выжиганием по дереву, помогала матери в благотворительности, читала Катюлла Мендеса и Армана Сильвестра, спрашивая объяснения наиболее «туманных мест» у гувернантки, отставной парижской кокотки, и часами рассматривала себя в трюмо «без всего», улыбаясь загадочной и многое обещающей улыбкой.
Когда подруги спрашивали ее:
— Почему ты идешь за Василия Петровича? Она отвечала:
— Il est tres, tres cochon! [3]
Эта свадьба была истинным праздником для всех благомыслящих людей в свете.
— Такая пара! Молодой человек таких правил и девушка такой добродетели!
Многие даже плакали.
Василий Петрович блестяще шел по службе и блестяще в денежных делах.
Он зарабатывал огромные деньги голосом.
Конечно, это не был голос Мазини, голос Ваттистини, — это был просто обыкновенный поросячий визг, достаточно звонкий и пронзительный.
3
Он большая свинья (франц.).