Шелест. Том 1
Шрифт:
– Я тебя слушаю Джек!
– Эй, Луис, у тебя, что пластинку заело… ты там в порядке?
– Я тебя слушаю Джек!
– Луис? – Грудь сдавило от страха.
– Я тебя слушаю Джек! Я тебя слушаю Джек! Я тебя слушаю Джек! Я тебя слушаю Джек!.. – Голос в трубке говорил все быстрее и быстрее, звуча с каждым разом на октаву выше, словно пленка на магнитофоне в ускоренном воспроизведении, пока вдруг не оборвался воющим криком. Телефон жалобно пискнул и отключился… сам.
Джек испуганно зашвырнул сотовый в траву, замерев от ужаса и продолжая наблюдать, как медленно гаснет экран дисплея. По спине стекла струйка
– Это уже точно не галлюцинация, – прошептал он, стирая дрожащей рукой выступивший на лбу холодный пот.
Набрав в грудь больше воздуха, Джек заставил себя подойти к телефону и взять в руки. Он словно держал в ладонях гадюку, готовую вот-вот раскрыть пасть и вцепиться в него ядовитым жалом. Сотовый был выключен. Он зачем-то вытащил батарею, повертел в руках и вставил на место, и только потом нажал кнопку включения. Нетерпеливо ждал, когда тот заработает вновь. Затем осторожно, словно это не детонированный боезаряд, готовый взорваться при малейшей вибрации, убрал его в карман джинсов, и тут же подпрыгнул на месте, когда дисплей неожиданно ожил, и заиграла музыка смс-сообщения.
– Черт, вот черт, – выругался Джек, трясущимися руками доставая телефон и, посмотрев на сообщение, прочитал вслух:
– Пропущенный звонок от абонента Пола Хьюстона… Два раза… Время вызова двадцать три пятнадцать, второе сентября…
– Святая Мария…
Джек медленно поднял руку и посмотрел на циферблат часов: время – двадцать три двадцать… второе сентября…
Пол Хьюстон звонил ему пять минут назад…
9
На похороны Пола собрался весь город. Небольшое кладбище за церковным садом не могло вместить всех желающих.
Возле гроба находились лишь самые близкие – родители Пола: Джереми, Тина, ее сестра с мужем и детьми, мэр с семьей, сэр Гордон и Рейчел, школьные учителя, директор Лили Стофф, друзья: Оливер Хайман, Билли Геллер, Джим, Стив Дитертон, подруга Пола Джесси, рыдающая, на массивной груди своего отца, Джек, его мать Керол, Луис, Майкл с Кети и маленькой Сью, Дэнни с родителями и сестрой Керри, отец Сэмуил, доктор Снейк. Джек заметил и детектива Бекса на лице, которого застыла маска глубокой скорби. Коп украдкой обводил пытливым взглядом присутствующих, нервно одергивая полы черного идеально отутюженного пиджака.
Гроб с телом Пола выставили для последнего прощания. Солнечные блики отражались от лакированной поверхности. Казалось, будто по нему пробегают крохотные искорки. Легкий ветерок перебирает темные прямые волосы, слегка прикасаясь к мраморному лицу, на котором лишь безграничное спокойствие, черные густые брови, длинные пушистые, как у девчонки, ресницы.
Чуть полноватые губы, казалось, сейчас растянуться в улыбке. Пол проснется и недоуменно пробасит: «Какого черта они тут стоят и пялятся на меня». Его лицо такое умиротворенное и безмятежное, что просто невозможно поверить в жестокую правду. Но пересекающий лоб профессионально загримированный рваный шрам разрушал иллюзию спящего юноши, возвращая в страшную действительность.
Тина Хьюстон неестественно прямо сидела на стуле, с тем же отрешенным видом, как и в церкви, не отводя глаз от любимого лица. С той роковой ночи, она не произнесла ни слова, не заплакала,
Джереми, напротив, источал такую скорбь и отчаянье, что даже самое черствое сердце не могло оставаться равнодушным. Слезы оставляли две блестящие дорожки на посеревшем от горя лице. Сгорбившись и судорожно держа Тину за руку, он все время звал сына по имени в безумной надежде, что этот жуткий кошмар всего лишь плод его воображения, и сейчас Пол отзовется – они втроем поедут домой, где ждет шикарный ужин, горящие свечи и игра в покер.
– Господь, пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться
Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим
Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени своего
Я пойду долиною смертной тени и не убоюсь зла, потому что ты со мной…
Отец Сэмуил торжественно воздел руки к небу, со скорбью поднимая воспаленные от бессонницы глаза на присутствующих. Джессика, теряя сознания, схватила Дэнна, который оказался рядом, за руку.
Надрывный крик разорвал тишину. Люди плакали, кто навзрыд, не стесняясь слез, кто украдкой. Майкл, белый как полотно, обнял Кети, словно защищая от ужаса, парализовавшего Файерлейка, не имея сил оторвать взгляд от воскового лица напротив:
– Нет, не верю, не верю.
Джек оглянулся на Луиса: на скулах играют желваки, руки сжаты в кулаки. Его спокойный голос, раздавшийся из сотового вчера ночью, перешедший в вой, до сих пор стоит в ушах. Джек тряхнул головой, прогоняя наваждение, перевел взгляд на Пола, сердце болезненно сжалось. Неужели так легко можно оборвать чью-то жизнь, неужели можно решиться на такое?
Куда уходят наши надежды, куда ушел ты, Пол? Справедливо ли это? Кто решает, кому жить долгую жизнь, а кому умереть молодым? Почему кто-то может отнять у тебя самое дорогое и продолжать жить сам? Как же Господь позволяет такое?
– Земля к земле, прах к праху, – произнес священник, окрестив гроб. – Дети мои, на все воля Бога, да не усомниться в вас вера, ибо нам не дано понять помыслов Господа. Каждый приходить в мир со своим сроком, судьба предопределена заранее. Нужно молиться за успокоение души, и отпущение грехов, нужно молиться за оставшихся.
На все воля Господа! Пол будет ждать нас в прекрасном Господнем мире, а когда придет и наш черед, мы встретимся с теми, кто ушел первыми! Но кому дозволено войти в святой Дом, решают дела и помыслы наши. Только истинная вера и благословение Господа! Не плачьте, дети мои, ибо душа Пола сейчас в лучшем мире, где нет горести и болезни, нет страха и боли…
Джек беспокоился за мать. Он сжал ее ладонь, и, не смотря на поднимающуюся жару, она оказалась ледяной. Керол больше не могла плакать, лишь судорожно всхлипывала. В этом горе она видела свою утрату. Душа истекала кровью, умирала от боли. Облик Сэма, старшего сына, стоял перед глазами.
Могила Стива, отца Джека и Сэма, находилась рядом. Керол смотрела в ее сторону, сдерживалась из последних сил, чтобы не потерять сознание. Пелена заволакивала глаза, а гул в ушах становился все громче, все настойчивей.