Схема полной занятости

Миллз Магнус

– С моим удовольствием, – ответил он. – Может, попросишь нашего друга Джорджа как-нибудь подбросить тортик.

– Конечно. А-а… есть представление, что станет с Гослингом?

Едва вопрос сорвался с языка, я понял, что задавать его не следовало. Джон глубоко вздохнул и покачал головой.

– Не спрашивай у меня такие вещи, – сказал он. – Моя работа этого не стоит.

И в следующую секунду меня уже провожали к двери. Я снова поблагодарил Джона за совет, и он ответил, чтобы я не придавал значения. Пока он усаживался в кресло на колесиках, я уже спустился по лестнице к Джорджу.

– В чем там дело? – поинтересовался он,

когда я забрался в кабину.

– Не спрашивай, – ответил я. – Просто завези ему как-нибудь свой тортик, хорошо?

– Ну ладно.

К счастью, Джордж был не из любопытных и тему развивать не стал. По вопросу о тортиках главной его заботой было подстроить свои завтрашние обязательства под массовый митинг в «Веселом парке». Жизнь его была сплошной логистической головоломкой, и приспосабливаться к ней приходилось ежедневно. И теперь, пока мы ехали дальше, он расположился на откидном сиденье с блокнотом и карандашом и вырабатывал оптимальное решение.

– Думаю, нам следующие день-другой придется пропускать Сандро, – наконец объявил он. – Распределим нагрузку так, чтобы новый завал не создавать. Когда будем в «Блэквуде», я поговорю с Осгудом и спрошу, не придержит ли он у себя пару коробок на ночь. О, и кстати – надо бы связаться с Питом Гиггсом, выяснить, на какой маршрут его потом поставят…

И так далее. Джордж в Схеме был всего два года, но за это время умудрился построить систему внутри системы, целую структуру, и единственной ее задачей была развозка тортиков. Я частенько недоумевал, почему он не пошел в бизнес, а вместо этого целыми днями катается со мной.

Вернувшись под вечер в «Долгий плес», я спросил у Хорсфолла, что мне делать с ручной тележкой, которую нам пришлось в тот день забрать.

– Не спрашивай меня, – любезно ответил он.

– Можно ее тут оставить?

– Нет, не можно. У нас одна уже есть. Откуда она вообще взялась?

– Из «Ватного города»

– Ну так и отвези ее туда.

– Но мы еще несколько недель туда ездить не будем, – сказал я. – У нас только что новый маршрут начался.

– Значит, оставь ее пока в фургоне, – предложил он. – Она же тебе не мешает, правда?

– Да, наверное, нет.

– Ну и вот. Проблема решена.

С удовлетворением на лице Хорсфолл прошагал к конторе и принялся запирать ее на ночь. За те несколько минут, что мы с ним разговаривали, большинство остального конторского персонала уже отметилось на проходной. Джордж ушел, и вокруг практически никого не осталось. Я еще немного послонялся по рампе. Затем, убедившись, что я совсем один, подошел к пожарному шлангу и заглянул за него. Между бухтой и стеной была всунута моя путевка. Я ее вытащил, окинул взглядом несметное число подписей и разорвал ее в мелкие клочки.

Схема ни разу не наблюдала массового митинга просто потому, что в таковом не возникало нужды. Ни разу в ее истории не всплывало повода для недовольства: нам хорошо платили, рыночные колебания нас не касались, а сама работа была верняком. Мы должны водить фургоны между точками А, Б и В, а найм нам гарантирован. Так продолжалось почти три десятилетия – и ни слова жалобы. Теперь, однако, вспыхнуло недовольство, и мне было интересно, чем все разрешится.

Подъезжая к «Веселому парку» на следующий день, мы первым делом увидели большое количество «УниФуров», выстроившихся на подъездной дороге. Их запарковали впритык на обочине, и у большинства

имелись эмблемы – буква Г. Еще больше загнали во двор, хотя место у рампы оставили – якобы для того, чтобы можно было обрабатывать машины, приезжающие по графику. Я сдал задним ходом и выключил двигатель, поразившись тому, сколько народу собралось вокруг. Мы немного подождали – вдруг нас кто-нибудь захочет разгрузить, – но минуты шли, и разгрузка казалась все более невероятной, поэтому в конце концов мы сдались и влились в толпу. Все, казалось, перемещаются к некой точке в дальнем конце двора, где на каком-то возвышении я заметил Билли Баркера. Рядом с ним стоял человек, которого я раньше никогда не видел. Вообще-то я узнал примерно треть присутствующих – тех, кто работал в депо, которые мы навешали регулярно. Остальные, предположил я, собрались из разных концов региона, и я вынужден был признать: сборище производило впечатление.

– Это все вольногулы? – спросил Джордж, пока мы пробирались через толпу.

– Наверное, – ответил я. – Эй, похоже, начинают. Теперь мы увидели, что платформой Билли Баркеру

служил большой пустой ящик. Билли стоял на нем и разговаривал со своим компаньоном, кивая и, очевидно, в чем-то с ним соглашаясь. Затем ему протянули мегафон. Все в предвкушении зашевелились, и наступила почтительная тишина.

– Ну что, народ, – начал Билли голосом громким, но искаженным. – Спасибо, что пришли. Я думаю, вы все знаете, насколько важен этот вопрос и почему нам необходимо выступить.

Публика одобрительно забормотала, что, в свою очередь, подстегнуло уверенность Билли, и он перестал орать в мегафон. Искажения существенно снизились.

– В самом начале кампании мы решили провести общее собрание и пригласить на него тех, кто способен внятно высказать нашу озабоченность. Поставить ее, так сказать, в перспективу. Я уверен, все вы согласитесь, что лучшая кандидатура тут – Лес Прентис. Лес сейчас поделится с нами парой-другой мыслей и, я надеюсь, укажет нам верное направление. Сегодня он специально приехал к нам из «Королевского пруда», и ему нужно вернуться туда после обеда в срок, поэтому без дальнейших проволочек давайте вместе со мной поприветствуем Леса Прентиса! Аплодисменты, пожалуйста! Лес.

Когда Билли передавал мегафон второму человеку, в толпе поднялся восторженный рев. Билли сошел с трибуны. Быстро оглядевшись, я понял, что сборище за последние несколько минут несколько выросло – в толпу все время кто-нибудь вливался. Кроме того, я заметил, как из уединенности своей караулки за происходящим наблюдает Джон Джоунз. Однако никаких признаков начальства или прочих официальных лиц Схемы не наблюдалось. Они явно решили особо не высовываться.

Всеобщее внимание теперь было приковано к Лесу Прентису, который держался весьма раскованно. Я не заметил у него в руках никаких шпаргалок, но довольно скоро стало ясно, что выступать перед публикой он привык.

– Восемь часов, – сказал он, обращаясь к пространству у нас над головами. – Вроде бы не очень много, правда? – Он изумленно умолк, как бы рассматривая эту простую мысль. Затем продолжил: – О нет, восемь часов – это вроде бы вообще ничего. Если только не понимать, что это треть суток. Да, друзья мои, треть жизни вы проводите за баранкой «УниФура» или на насесте вильчатого погрузчика.

До публики дошло, и по толпе растекся стон узнавания, а я мгновенно понял, что Лес вниманием публики овладел.