Схемотоз де Моску
Шрифт:
– Как я посмотрю, даже если ты и «девушка б/у» – то, в первую очередь – девушка «больно умная», а уже во вторую, «бывшая в употреблении». Хотя, при таких раскладах, и «больные умом» случаются…
– Потому и «больно умная», потому что «бывшая в употреблении». «Бывавшая в употреблении», я бы даже сказала… – собеседница на минуту замолчала и задумалась. – Не принесёшь мне из коридора сумочку? У меня там носовые платочки остались и сигареты…
– Член, завёрнутый в газету, заменяет сигарету. А сопливчики тебе на что? «Хнык-хнык» замучал?
– Это у вас в
На порядком сомлевшего к тому моменту Макса словно бы ушат холодной воды вылили.
– Во-первых грибы с глазами – в Рязани. «Их едют, а они глядют». И, во-вторых, откуда ты знаешь, что я из Казани?
– Не напрягайся, – по-пьяному звонко рассмеялась «лавочка». – У тебя на чемодане в спальне наклейки досмотра из казанского аэропорта. Много наклеек. Это же логично, как дважды два четыре!
– Сколько будет «дважды два» зависит от того, покупаешь ты или продаёшь, – пробурчал потихоньку оттаивая Максим. – Вот мы здесь сидим, выпиваем, разговоры скабрезные разговариваем, а ведь ты даже не знаешь, как меня зовут! И после этого ты подводишь мне философию про различие между «лавочками» и «шлюхами»?
– Знаешь, я у кого-то в «Чикаграме» читала, что когда человек умирает, у него уходят все чувства – обоняние, осязание, слух… А когда, одним из последних, уходит зрение, и окружающее выцветает, то последние минуты человек видит все в фиолетовом цвете. Отсюда и поговорка – мне все «фиолетово», что значит «мне уже все не важно», «уже все равно». Это тебе просто информации. Так вот, как тебя зовут мне – «фиолетово».
– Готичненько… Я слышал другую историю про «фиолетово». Типа, это выражение пошло, когда в бассейны для туристов стали добавлять реагент на мочу. Пописал человек, не вылезая из воды, и вокруг него расплывается фиолетовой пятно. Типа, мне фиолетово, мне поссать. Хотя, ты права, смысл от этого не меняется…
– Слушай, плейбой, а ты когда-нибудь сексом в авто занимался?
– Да, в молодости… Было дело с одной… – теперь пришло время замолчать Максиму…
В голове почему-то уже второй раз за несколько дней промелькнула транспортная развязка, со свистом проезжающая мимо машина, дурманящий шлейф цветочных духов… В окне затормозившего рядом авто мелькнуло и исчезло чьё-то лицо… Ни догнать, ни свернуть… Может и тогда это тоже была она?
– Не удобное это дело, писюн выскакивает… – с силой вытащил себя из плена наваждения Максим.
– Хороший писюн не выскочит. Ох… Ну всё, девушка созрела и хочет «суши», надеюсь, ты «Секс в большом городе» смотрел?!
– Нет, Смешная, ты мне определённо нравишься! Что ты там говорила про то, что я тебя голой не видел? Раздевайся!
Незнакомка по-кошачьи потянулась, встала из-за стола, покачивая бёдрами вышла на центр кухни и без лишних слов, отрепетированными движениями,
– Ну как я тебе? Скажи, что нравлюсь!
Попытавшись оценить представшую перед ним в неглиже незнакомку двоящимся от выпитого взглядом с ног до головы, Макс споткнулся на её бедрах и сначала тихонько, а потом уже и в полный голос начал давиться от смеха. Через минуту он ржал в полный голос…
– Ну… Ты… Даёшь…!!! Удивила… Так… Удивила…!!! Такого.... Я… Ещё… Никогда… Ха-ха-ха!!!
Начиная от заниженной линии талии все бёдра и ягодицы обольстительницы были сплошь усыпаны разноцветными татуировками-бабочками, образуя из них непрерывную картину. Махаоны, павлиноглазки, сатурнии, разнообразные парусники, нимфалиды, бархатницы, голубянки, агриппины, урании, парнасиусы и прочие разновидности чешуекрылых ровным слоем покрыли всё пространство от уключин таза до середины ляжек «лавочки»-незнакомки, образуя собой некое подобие кружевных панталончиков.
– Оденься… Христом Богом молю… Я сейчас умру… От смеха… Ты меня убиваешь! – корчился в судорогах гогота, утирая выступающие слезы, Максим.
– Хам! – возмущенно взвизгнула в ответ представшая перед ним во всей красе не молодая лепидоптерофилистка, коллекционерка бабочек. – Хам и подонок!
Она спешно сгребла в кучу сброшенную на пол одежду, попыталась хоть как-то прикрыться собранной кучей тряпок и неловко посеменила из кухни.
– Дверь – там! Захлопни за собой посильнее! – хохот Макса только шёл по нарастающей.
– Хам! – донеслось из прихожей.
– Телефон не забудь, капустница! – давясь остатками смеха, прокричал в ответ Макс.
– Мудофил! Мразь! – на прощание вместо «спокойной ночи» донеслось из прихожей, затем послышался звук отпираемых замков, дверь громко хлопнула и наступила долгожданная тишина.
Максим долил себе в рюмку остатки коньяка, маленькими глотками, не отрываясь, выпил и крякнул:
– Как же, всё-таки, ты велик и могуч, о, русский язык! Тысячу раз был прав Иван Сергеевич. Ну? Посидели – пора и честь знать. Всем спасибо, все свободны! Завтра за день нужно успеть завершить все дела по наследству и в аэропорт. А посему, спокойной вам ночи, уважаемый Максим Валерьевич. Тропического рая во снах, извините, желать не буду – с Вас и так уже стало!
Он довольно улыбнулся, как ему показалось, удачной шутке и последовал в сторону спальни.
– Ну, хотя бы не в кресле… – сам себе заметил Макс и, не раздеваясь, завалился на так и не приведённую с прошлой ночи в порядок кровать. – Завтра, всё завтра…
Максим хронически не переносил куда-то вечно спешащего ритма столицы, стараясь выпасть из него при первой подходящей возможности. И уже на завтра им было запланировано экстренное катапультирование из никогда не спящего города, которое сейчас, пока ещё только на уровне ощущений, но уже начинало казаться ему очень и очень кстати.