Шепот фиалок

Мэдл Линда

Как бы то ни было, а Синдби заплатит за свое участие – вольное ли, невольное – в преступной игре.

– Мы уедем сразу же, как только Дориан оправится, чтобы выдержать обратный путь, – заявил он.

– О, нет! Не раньше большого бала в Охотничьей Крепости! – Синдби выскочил из-за стола. – Приглашен весь высший свет Шотландии. Это же событие года в нашем графстве! Вы не можете отнять у нас украшение всего бала.

Николас и Дэвис переглянулись.

– Нет, мы должны уехать, – заявил, качая головой, Дэвис, но Николас успел уловить хитрую искорку в его глазах. –

Ну разве что вы, граф Синдби, сумеете как-то компенсировать ущерб, нанесенный хрупкому здоровью моей сестры.

– Даже не представляю, как это можно было бы сделать, – солгал Николас. Он пришел в восхищение от находчивости Дэвиса. Изобретательный ум брата оказался под стать Дориан. Сразу видно, родная кровь.

– Значит, договорились – вы задержитесь еще на пару дней, а я постараюсь придумать, чем можно сгладить причиненные мисс Сент-Джон неприятности.

– На пару дней, не больше! – предупредил Дэвис, мастерски изобразив уязвленную гордость любящего брата. – А теперь, если не возражаете, я проведаю сестру.

Уже поднимаясь с Николасом по лестнице, Дэвис спросил:

– Как вы думаете, Сикум, – сработает? Я пошел на это только ради тети Шарлотты.

– И правильно сделали. Ради тети Шарлотты стоило хотя бы попытаться. А время покажет.

Николас прошел к себе в комнату, переоделся для ужина, хотя сейчас ему претила сама мысль об обществе. Больше всего на свете ему хотелось открыть бутылку хорошего коньяка, закурить сигару, устроиться в кресле у кровати Дориан и провести там всю ночь на страже ее безопасности. К сожалению, рассчитывать можно было лишь на сигару. Синдби предпочитал коньяку виски, а Дэвис ни за что не позволил бы Николасу провести ночь у постели сестры. Слава богу, хоть Сюзанна Санридж будет рядом с Дориан.

Николас подошел к кровати, где лакей разложил приготовленную одежду. На глаза ему попался листок бумаги, белый кончик которого торчал из-под пиджака. На записке значилось имя Николаса, выписанное явно измененным почерком. Похожим почерком было написано то анонимное письмо, которое пришло на имя Дориан после официального объявления о помолвке.

«Дорогой предатель! Сегодня той леди, с которой ты так здорово занимался любовью в оранжерее Флоратон-Корта, очень повезло. В следующий раз нам повезет больше. Оставь свои бесплодные поиски».

* * *

Утром Дориан проснулась в прекрасном самочувствии, уверенная, что сумеет справиться с шоком от ужасных событий вчерашнего дня. Правда, через несколько часов выяснилось, что она оглохла на правое ухо. Врач предупреждал ее о возможных последствиях, заверив, однако, что с течением времени слух восстановится. Рана на виске сильно болела, но уже начинала затягиваться, а скрыть ее под локонами не составило особого труда.

– Может, он вас принял за кого-то другого? – высказала предположение Сюзанна. Дориан, отказавшись завтракать в постели, спустилась с ней на завтрак в малую гостиную.

На щеках Сюзанны розовел очаровательный румянец, а в ее отношениях с Дэвисом

Дориан уловила нежность и теплоту, которых еще вчера не замечала. Дэвис сидел тут же, рядом с Сюзанной и напротив Николаса, чье мрачное молчание сильно тревожило Дориан.

– Не думаю, – отозвалась Дориан. – Он ведь назвал мое имя. Леди Хэддоу может подтвердить. И вообще… у меня создалось впечатление, что он меня узнал – иными словами, он видел меня раньше.

Николас обеспокоенно заерзал в кресле.

– Думаю, нам все же лучше вернуться в Лондон.

– Но мы же сорвем графу Синдби все планы насчет его грандиозного бала, – с ухмылкой возразил Дэвис. Он обеспокоенно обратился к Дориан: – Как ты себя чувствуешь, Дориан? Может, хочешь уехать? Выглядишь ты получше, но…

– Со мной все отлично, – заверила его Дориан. – Конечно, сегодня мне не до прогулок… разве что по саду… Но ведь бал только послезавтра, так что я успею отдохнуть.

– Из замка вы будете выходить только со мной или с Дэвисом. – Категоричный приказ Николаса никто не посмел опровергнуть.

Дориан, конечно, немного нервничала и вздрагивала всякий раз, когда к ней кто-нибудь приближался сзади, – что, прочем, было вполне объяснимо, – но возвращаться в Лондон не собиралась. Она твердо решила закончить начатую несколько дней назад работу и привезти тете Шарлотте хотя бы копии партитур Шамьера.

Совершенно неожиданным образом ее жизнь осложнил Николас.

Он отказался от охоты и от рыбалки и следовал за ней повсюду как тень. Доходило до абсурда – Дориан не могла в одиночестве отлучиться, даже когда того требовала природа. Николас посылал с ней служанку. И как бы ни нравилось Дориан общество Николаса, подобное неотрывное внимание ее удручало.

Хуже того, прежний Николас, который немилосердно поддразнивал ее, изводил колкостями, забавляясь, словно мальчишка… этот Николас исчез. Он по-прежнему улыбался, и Дориан не могла бы обвинить его в неискренности, но глаза его больше не вспыхивали смешливыми искрами, а взгляд вновь стал отстраненным и непроницаемым – как в ту ночь, когда Дориан боялась оставить его в порту наедине с самим собой. Только теперь, казалось, им движет не скорбь, а что-то пугающе холодное и жесткое.

Размышляя о переменах, произошедших в Николасе, Дориан цепенела от страха и покрывалась мурашками. И потому решила забыть о своих страхах и считать, что всему виной перенесенный шок.

22

Бал в Охотничьей Крепости имел грандиозный успех. Граф Синдби был в восторге и не скрывал этого. К нему съехались все родовитые семьи графства, и древний замок наполнился смехом дам в роскошных нарядах и драгоценностях и веселыми возгласами элегантных джентльменов.

Дориан тоже скучать не пришлось; леди отнеслись к ней с искренним дружелюбием, живо интересовались новинками последней лондонской моды, и джентльмены не обходили ее вниманием, развлекая не только танцами, но и сплетнями обо всех и каждом в высшем свете, включая самого принца Уэльского. Вот только о человеке по имени Отис никто из них не слышал.