Шепот скандала
Шрифт:
— Он показал себя с лучшей стороны, — произнес Брук и хитро взглянул на Джоанну. — Интересно, каков он в бою. Надеюсь когда-нибудь увидеть.
— Сегодня у тебя почти что была такая возможность, — сказала Джоанна. — Я думала, что ты уже давно готов начать драку.
Брук пожал плечами:
— Ни за что не стану драться с ним, миледи, пока он вам нравится.
— Но он мне совсем не нравится! — возразила Джоанна, и краска залила ее лицо.
— Дайте мне знать, когда он вам разонравится, — попросил боксер, — я разукрашу ему физиономию. — Брук придержал дверцу наемного экипажа. — Пожалуйста, миледи. Это — Том Финн. — Он кивнул в сторону кучера. — Он отвезет вас домой, на него можно положиться.
Джоанна
Джоанна решительно закрыла дверцу кареты и со вздохом откинулась на спинку скамейки. Она понимала, что Алекс не отказался от идеи сопровождать ее на Шпицберген. Он был, как заноза в пальце, источником постоянного раздражения, от которого ей так хотелось избавиться и который так сильно волновал ее. Джоанна устроилась поудобнее на скамейке. И попыталась понять, почему ее так сильно влекло к Алексу: с одной стороны, ей очень хотелось избавиться от этого чувства, а с другой — она должна была признать, что тоже желала его.
«Никогда не отдамся человеку, который будет с неуважением относиться ко мне».
«Но ты почти сделала это…»
Дэвиду Уэру было абсолютно все равно, что чувствует его жена, он не считался ни с ее чувствами, ни с ее самоуважением, и поэтому Джоанна решила, что ни в коем случае не позволит, чтобы подобное случилось с ней снова. Она не свяжет себя еще с одним искателем приключений. Джоанна понимала: ни одна женщина не сможет удержать Алекса Гранта, поскольку его первой любовью навсегда останутся путешествия и исследования. С Алексом можно лишь на краткое время вкусить все прелести удовольствия, размышляла она, и поэтому делать его своим любовником — полное безумие, поскольку затем наступит горькое разочарование и чувство потери. К тому же Алекс никогда не сможет полностью ей доверять, никогда не сможет безоговорочно полюбить ее, потому что тень Дэвида всегда будет между ними. Даже если бы она рассказала ему обо всех жестокостях Дэвида, он вряд ли поверил ей. Он был другом Дэвида с детства, Дэвид спас ему жизнь, и Джоанна понимала, что для Алекса было делом чести оставаться верным памяти друга.
Она снова напомнила себе об этом, поднялась наверх и попыталась уснуть.
Ночь казалась долгой, а постель — пустой.
Глава 7
В комнате было жарко и душно. Пахло пчелиным воском и пылью, а совсем не свежим соленым воздухом, и не было видно бескрайнего горизонта моря. С того момента, как он ступил на палубу, он чувствовал себя в ловушке, и это было ему крайне неприятно. Несмотря на то что он был моряком, а моряки — самые суеверные мужчины в мире, Алекс никогда не считал себя человеком, лишенным способности логически рассуждать. Тем не менее сейчас он был уверен в том, что что-то плохое обязательно должно произойти, и, глядя на мужчин, сидящих вокруг стола, чувствовал, как внутри у него все сжимается.
Вся предыдущая неделя была крайне напряженной из-за «благородства» Дэвида Уэра, который по совершенно непонятным причинам вынудил его заниматься состоянием его дочери. Алексу очень хотелось простить Уэра и понять, почему его друг поступил таким образом, но он не мог придумать никакого приемлемого объяснения. Оставались вопросы, на которые не было ответов и которые мучили Алекса во время бессонных ночей. Например, почему Уэр никогда не упоминал о дочери раньше и не интересовался ее благополучием? Почему, когда он узнал, что умирает, не рассказал Алексу о малышке и не вручил
Встреча Алекса с Джоанной накануне вечером не принесла успеха, а только вызвала в нем гнев, он просто кипел от негодования. Алекс самым решительным образом собирался сопровождать ее на Шпицберген и был обескуражен ее отказом. Но еще в большей степени его раздражал тот факт, что он был не способен контролировать свою физиологию, страстно желая Джоанну и одновременно не доверяя ей; с одной стороны, у него болело за нее сердце, с другой — он пытался достучаться до ее разума. Алекс испытал в той таверне совершенно неожиданный порыв приласкать ее. Он пытался объяснить ее слезы женским капризом, но инстинктивно чувствовал, что она не притворялась. Ее огорчение было искренним. Джоанна потеряла контроль над собой, потому что много всего обрушилось на нее за это время, и Алексу захотелось защитить ее. Это желание не имело ничего общего с похотью, он просто хотел заслонить ее от всех бед. И именно это и волновало его больше всего.
Алекс провел рукой по шее, пытаясь снять напряжение в мышцах. Вся эта ситуация сводила его с ума, а Джоанна Уэр приводила в бешенство.
Он чувствовал, что она его околдовала.
Поведение Джоанны также удивляло его. И Алекс признавал это. Он заранее сделал неверные выводы, предположив, что она склонна к любовным авантюрам, подобно многим пресным вдовушкам. Но она отвергла его, в ее словах звучали и искренность, и страсть, в которых он не сомневался. Это была другая Джоанна Уэр — противоположность той напыщенной, самоуверенной хозяйки светского салона.
В то утро Алекс пытался избавиться от скверного настроения и телесных недугов, посетив сеанс фехтования в академии Генри Анджело. Это было ошибкой, так как у него сильно разболелась раненая нога и ему было неприятно осознавать, что старая рана дает о себе знать, ограничивая его подвижность. В глубине сознания был страх, незначительный, но неумолимый, что однажды эта рана помешает ему отправиться в плавание и вынудит остаться «дома» и он будет вынужден коротать остаток своих дней, как заключенный в клетку зверь, бессмысленно мечущийся по клетке взад-вперед день за днем. Эта мысль приводила его в ужас. А затем, когда он вернулся в «Гриллонс», Фрейзер с радостью сообщил ему, что, наконец, из адмиралтейства пришло сообщение о его новом назначении.
— Вас хотят немедленно видеть, милорд. — Когда Фрейзер произнес эти слова, уголки его губ опустились. — Я вынужден был объяснить им, что у вас сейчас неотложные дела. Они были здесь два часа назад.
Алекс ожидал, что его примут достаточно холодно, так как он заставил себя ждать, и был крайне удивлен очень теплым приемом. Но именно это и насторожило его. Он незаметно повернулся в кресле и потер ногу, которая доставляла ему массу проблем.
— Как хорошо, что вы присоединились к нам, Грант! Очень рад вас видеть, старина! — Чарльз Йорк, первый лорд адмиралтейства, пожал ему руку.
Алекс никогда не относился к этому человеку с особым уважением. Ему не нравилось, что первый лорд морей был скорее политиком, чем моряком. Да и как мог такой человек, не имеющий опыта понять, с чем сталкиваются офицеры. Ничего хорошего не было и в том, что брат Йорка Джозеф также состоял в правлении адмиралтейства. Но по крайней мере, Джозеф Йорк раньше служил в морском флоте, хотя, как считал Алекс, его назначение выглядело скорее как кумовство. Алекс сел в кресло, на которое Чарльз Йорк указал ему, и постарался не показывать свое истинное отношение.