Шепот страсти
Шрифт:
— Ты только напрасно потратишь время. И ты это знаешь, — сказал Слэйдер. — Это не со мной ты будешь сражаться, а с завещанием твоего папочки. А ты за всю жизнь никогда не выиграл у папочки. Увидишь... Победит законность его ненависти.
Уже не слушая Слэйдера, Бью пулей вылетел из комнаты.
Слэйдер сел на кровать. В комнате стояла тишина. Он бесстрастно откинулся и беспечно скрестил ноги. Мелисса неловко повернулась, чтобы уйти.
— Если ты вышла замуж из-за денег, дорогая, то ты вышла не за того парня. Я намерен заполучить все, — спокойно сказал Слэйдер.
Лисса повернулась и отпрянула, увидев его
Это была скверная улыбка... Приглашающая, дерзкая, обещающая только наслаждения. Это была та самая улыбка, которой Слэйдер был обязан своей репутацией у женщин. Репутацией, которой Бью завидовал до умопомрачения. Улыбка Слэйдера была опасной и гипнотизирующей, как шуршание хвоста гремучей змеи, и Лисса чувствовала таящуюся в ней угрозу.
Резко повернувшись, она вылетела под его смех из комнаты, хлопнув дверью, словно это могло удержать его, если бы он захотел ее. Она вспомнила их единственную ночь вместе и ее последствия. Она все еще не могла поверить, что была просто пешкой в постоянной борьбе за превосходство между Бью и Слэйдером.
Она излила свой бессильный гнев, сшибив на пол стул с книгами, которые купила в субботу на ярмарке. И тут же почувствовала, что ведет себя по-детски. Ее любовь к книгам заставила ее нагнуться и собрать их. Она уже потянулась за последней и замерла, когда увидела заглавие. Откуда она тут взялась?
Мелисса точно знала, что не покупала ее. Ее экземпляр был затрепан за многие годы. Она раскрыла книгу из любопытства, чтобы взглянуть на год издания, и охнула.
Надпись была сделана знакомыми каракулями Слэйдера:
« Лисса,
я никогда не буду к тебе безразличным.
Слэйдер.»
Мелисса закрыла глаза. Она ему не безразлична. Конечно. Вот почему он не утруждал себя извинениями. Вот почему не написал ей ни одного письма.
Она больше не витала в вычитанном из книг мире волшебных сказок, она жила в реальном мире. В этом мире, где не было героев. Не было рыцарей в сверкающих доспехах, способных спасти днем... или ночью. Не было счастливых концов... никого, кого бы волновала ее судьба. Никого. Когда жестокая правда ворвалась в ее мир пять лет назад, она как будто умерла. А потом решила жить.
Слэйдер вернулся назад только по одной причине. По той, что он только что назвал Бью: получить наследство, которое, как он считает, причитается ему после шести лет работы на ферме Синклера. Мелисса ему не нужна... Ему просто не нравится, что Бью обладает ею. Она вспомнила выражение глаз Слэйдера несколько минут назад, когда Бью прижал ее к себе.
Нет, ему это совсем не понравилось.
Пресс стоял за высокой аптечной стойкой в задней части своего заведения, наблюдая, как вентилятор под потолком лениво кружил над старомодным аппаратом для содовой. Здесь все было старинным, включая подлинную стеклянную посуду для хранения сиропов, молочных коктейлей, разрезанных вдоль бананов.
Было поздно. Пресса мучили воспоминания.
У него был чертовски хороший брак, пока полицейский в нем не взял верх над мужем. К тому моменту, когда жена оставила его, они уже были чужими. А через год или около того он осознал, что стал чужим сам себе. Он повидал слишком много подростков, принявших сверхдозу наркоты. Пресс
Аптека стала началом его повой жизни.
Внимание Пресса переключилось на Мэнди Диллон. Она стояла за стеллажом и убирала старые номера журналов, чтобы высвободить место для новых, которые поступали каждый понедельник. Задумчивый взор Пресса перемещался с ее льняных волос, забранных сзади в «конский хвост», к тонкой талии, которая подчеркивала ее женственные округлости, и ниже, задержавшись с высоким мужским одобрением на том, что его руки так и подмывало схватить. Мэтью Прескотт был из тех мужчин, которые любят женские зады, а Мэнди Диллон являла в этом смысле самое волнующее зрелище, какое он когда-либо видел.
Пресс вовсе не нуждался в помощнице, когда она зашла в поисках работы на неполный рабочий день. Он пошел на это просто из желания помочь жене Джека Диллона. Ей нужна была работа, чтобы занять выходные, когда Джек уезжал на охоту и рыбалку, а также, Пресс это знал, на попойку. Еще хуже было, когда он оставался дома: он использовал ее как мешок с песком для отработки ударов. Свежий синяк на скуле побудил Пресса тут же нанять ее.
А теперь он назначил ей еще больше часов. Он сам не знал почему: потому что нуждался в ее помощи или потому что просто хотел ее временами.
У Мэнди всегда было готово объяснение ссадинам, с которыми она щеголяла. Синяки выступают у нее так легко, говорила Мэнди, потому что она блондинка и белокожая, а еще, добавляла она, потому что неуклюжа, как двухлетний ребенок. Но для такого количества синяков и ссадин она была поразительно ловкой. За все время, что она работала здесь, Мэнди не разбила ни одной склянки.
Поначалу она боялась и по возможности избегала Пресса, но постепенно привыкла к нему. Однако он не учел, что и с ним самим может произойти нечто подобное. Сама того не понимая, Мэнди вывела его из той сексуальной апатии, которая тянулась со времени увольнения со службы. Подобно тому, как страх ослабляет аппетит, насилие, свидетелем которого он был, перегрузило его чувства. Вид, звуки, самый запах преступлений стали для них погребальным звоном. Он был, в сущности, бесполым до тех пор, пока Мэнди не начала работать у него. Зазвонил телефон.
— Прескотт... Да, скоро доставлю. О'кей. До свидания.
Окинув взглядом тихую аптеку, он увидел, что Мэнди зашла за установку для содовой, чтобы вымыть последние стекляшки. Она как раз закроет все, пока он будет доставлять заказ по рецепту.
Потянувшись к полке, чтобы достать большую бутыль с облатками, он взглянул на отражение в круглом зеркале, укрепленном Под потолком под углом.
Мэнди уронила что-то между лотками в витрине с мороженым, вероятно, ложку, подумал он. Теперь она пыталась достать ее, что оказалось делом нелегким.
Мэнди была невысокой и не могла дотянуться до дна витрины. У него перехватило дыхание, когда, привстав на цыпочках, она перегнулась вниз. Мэнди сбросила туфли с обнаженных загорелых ног. Каждый дюйм от мягких круглых пяток до тугих бедер так напрягся, что у Пресса неожиданно под джинсами, прикрытыми белым лабораторным халатом, вздулся ощутимый бугор.
Пресс едва заглушил стон, когда она сделала последний, успешный нырок — ее короткая юбка поднялась и открыла края обшитых кружевом белых хлопковых трусиков, из которых почти выскакивали великолепные ягодицы.