Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы

Стародубцев Дмитрий

– Об этом не может быть и речи! – вскричал Идал, и вся его сдержанность тут же улетучилась. – К тому же я уже прочитал онис Андэль, а значит, знаю о заговоре, то есть, не донося, несомненно являюсь его участником.

ДозирЭ не мог не согласиться, а потому, после горячего спора, сдался. Идал отпустил распорядителей, отложив совет на следующий день, и друзья потратили добрую часть ночи, чтобы составить подробный план своих действий. Хитроумное мероприятие не могло совершиться без участия целой группы помощников, поэтому ДозирЭ привлек Кирикиля, а Идал – Арпада. Яриадец, выслушав своего хозяина, который, в общем, не оставил ему выбора, даже бровью не повел и выказал готовность к участию в деле, при этом намертво

зажав в кулаке полученный берктоль и выторговав своей безудержной болтовней еще один, который запихнул за щеку. Он даже порадовался тому, что поедет домой – на родину. Арпад же схватился за голову и попытался отговорить вельможных грономфов: он, как бывший страж порядка, может быть, лучше других понимал всю пагубность задуманного. Однако вскоре и он согласился, столкнувшись с непреклонной решимостью ДозирЭ и упорной поддержкой верного Идала, которых уже искренне полюбил и ради которых был готов на все. Заговор состоялся, и злоумышленники, придавленные страшной тайной, которую теперь носили в себе, разошлись. ДозирЭ, ворочаясь, долго не мог заснуть; когда его мысли все-таки начали путаться, а глаза слипаться, послышались утренние сигналы казарменных трубачей.

Зирона – люцея Дворца Любви – свежая, тонкая, игривая семнадцатилетняя красавица, сегодня была не расположена к любовным утехам. Это несколько озадачило и даже раздосадовало Одрина – ее нового почитателя, изящного белоплащного воина.

– Что с тобой, рэмью? – спрашивал он сладким голосом. – Я тебя не узнаю. Что-то не так?

Первые объятия, пресные, недолгие, так и не погасили страсти Одрина, только распалили его, и он всё еще надеялся, что за неудачной прелюдией последует бурное действие. Оба возлежали на широком ложе обнаженные, полуобнявшись, и Одрин своими тонкими холеными пальцами нетерпеливо поглаживал бедра люцеи, ласкал ее маленькие упругие груди, как будто невзначай задевая соски, и покрывал поцелуями ее плоский живот с родимым пятном величиной с медную монету, но Зирона была безответна.

– Прости меня, мой любимый! – наконец произнесла она. – Твои ласки мне милее всего, и я каждый раз ожидаю встречи с тобой, как второго рожденья. Но сегодня я чувствую себя совсем разбитой, словно без остановки танцевала три ночи кряду. У меня болит голова, и стучит сердце. Вот, послушай!

И девушка приблизила голову воина к своей груди. Одрин приложил ухо и замер. Действительно, сердце люцеи жарко трепетало.

– Может быть, тебе выпить хиосского нектара, целебные свойства которого известны повсеместно? – предложил он. – Его делают жрецы храма Дорея, используя священные воды и лечебные травы. Хочешь, я распоряжусь, чтобы принесли?

– Нет, мой храбрый воин. Нектар я не пью – от него у меня кружится голова. Исцеление принесут отдых и сон… Не обижайся, моя радость. Приходи ко мне в другой раз, и я буду такой, что, боюсь, ты со мною и не справишься.

– Хорошо, – наконец согласился он и потянулся за туникой. – Я завтра свободен, поэтому жди меня в полдень.

Девушка озабоченно встрепенулась:

– Да, но в полдень состоится Большое моленье для люцей Дворца Любви. Люмбэр непременно наказал быть всем…

Одрин, уже наполовину одевшийся, замер посреди помещения с панцирем в руках.

– Ну что ж – тогда жди сразу после…

Зирона поднялась, подошла к воину, ничуть не стесняясь своей прелестной наготы, и принялась помогать ему облачаться в доспехи. Крючки не поддавались, ремешки не слушались. «Туже, еще туже!» – командовал белоплащный, и бедная девушка тянула изо всех сил, впрочем следуя привычному ритуалу.

– После я тоже не могу, – уныло сообщила Зирона, когда справилась с застежками панциря.

Одрин почувствовал в ее голосе затаенный страх и насторожился.

– В чем дело? Ты будешь ублажать другого

героя? – с фальшивым безразличием спросил он.

– Нет, – отвечала юная красавица. – Но я всё равно не могу.

Он резко обернулся и заглянул люцее в лицо. Краска уже пылала на ее щеках, и она виновато потупила глаза.

Тут Одрин, окончательно заинтригованный, принялся допытывать Зирону и выуживать у нее, чем же она будет занята. Он то ласково заигрывал с ней, то унижал, и вскоре в журчащей сонной тиши Дворца Любви прозвучало имя несравненной Андэль, произнесенное с дрожью в голосе: «Моя подруга Андэль очень просила этот вечер побыть с ней!»

Как ни странно, Одрин удовлетворился ответом, отстал, даже попросил прощения за грубость, сославшись на внезапный приступ ревности, и, легко договорившись о другом дне, быстро удалился. Зирона еще долго стояла у окна и мучительно соображала: догадался ли воин о чем-нибудь? В конце концов она решила, что нет, не догадался, и, успокоившись, вдруг рассмеялась и закружила в незамысловатом иноземном танце, которому была научена в детстве и который незримо связывал ее с далекой, почти неизвестной ей родиной.

За несколько дней до намеченных событий ДозирЭ решил, что может более никогда не увидеть Грономфы, а поэтому уговорил весьма занятого Идала составить ему компанию и посетить галерею Застывших, Ипподром, Форум Искусств и еще Ристалище – то самое, в котором победил пятерых бедлумов. К этому достойному списку эжин добавил амфитеатр Дэориса и кратемарью «Трех Богов», считавшуюся в Грономфе лучшей.

В галерее Застывших ДозирЭ не был лет пять и искренне подивился тем изменениям, которые обнаружил. Всё было перестроено, старые привычные фигуры, которые нынче грономфов, видно, не интересовали, отсутствовали. Вместо них белоплащный воин увидел иргамовского интола Тхарихиба в яркой шелковой плаве и остроконечной шапочке, расшитой золотой нитью, его двуличного брата Хавруша, неимоверно тучного волосатого страшилищу, и предводителя флатонов Фатахиллу в окружении подчиненных ему белолицых вождей и принцев. Теперь здесь стояли еще и лимские пираты, сдающиеся в плен, и Сафир Глазз в виде смешного безобразного карлика. Зрители с изумлением разглядывали властелина Берктоля, тыча соседей локтями и показывая пальцем: «И как такого маленького и такого уродливого могли выбрать Главным Юзофом Шераса? Чудеса!»

Пройдя вдоль бесконечной вереницы континентальных богов, каждый из которых занимал свою нишу, подсвеченную факельницами, ДозирЭ и Идал перешли в другую залу. Оттуда – в следующую и, в конце концов, попали в залу Любви, где замерли, участвуя в разных сценах, полуобнаженные и обнаженные юноши и девушки, мужчины и женщины. Сначала шли одиночные фигуры, потом живописные группы: «Люцеи в купальнях», «Юноши в Гимнастической атлетии», и, в конце концов, увлеченный зритель натыкался на разнообразные любовные картины, многие из которых были прекрасны и возвышенны, а некоторые – шутливы или неожиданно откровенны.

Здесь же встречались знакомые всем сюжеты – представленные в лицах композиции с рисованных полотен известных художников: «Оргия во дворце Синдрона», «Четыре жены грономфа Дэмара» и «Девяностолетняя». Рядом стояла похотливая толпа, жадно пожирающая глазами это зрелище. Никто не хотел отходить. Лицедеи с разрисованными лицами с трудом сохраняли неподвижность. Было видно, что обнаженные мужчины и женщины, изображающие своих героев, ко всему привыкли и просто выполняют работу. Некоторые посетители пытались к ним обращаться, но исполнители не реагировали ни на что, а смотрители залы тут же набрасывались на шутников и выводили их вон. Через определенное время пестрый занавес ниспадал до самого пола, а еще через несколько мгновений, когда сцена открывалась вновь, участников картины представляли уже другие лицедеи.