Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы
Шрифт:
– Я прощаю тебя, Андэль! – звонким голосом отвечала Зирона, протягивая подруге свою накидку.
Жрец почувствовал за спиной какую-то возню и, удивленный, навострил ухо. Однако люцеи уже поменялись одеждой, вдруг повеселели и, торопливо пролепетав последние слова короткой молитвы, выскользнули наружу. Зирона, которая теперь была в бледно-голубой накидке Андэль, смиренно опустив голову, вернулась на то место, где некоторое время назад молилась ее подруга. Многие из тех, кто за ней наблюдал, решили, что люцея «восьмой раковины» находится под впечатлением обряда. Опытные люцеи не без удовольствия
Что же касается самой Андэль, то девушка, также опустив голову, чтобы лица ее нельзя было разглядеть, легко затерялась в толпе. Шаг за шагом она подобралась к потайной двери, о существовании которой знали немногие и которой время от времени пользовались жрецы, чтобы войти или выйти из молельной залы. Дождавшись удобного момента, Андэль в конце концов решилась: надавила ладонью на неприметный выступ в стене – при этом бесшумно разверзся узкий вход – и юркнула внутрь. Каменные створки тут же сдвинулись. Сердце тревожно застучало, страх сдавил горло. Все! Побег свершился, назад дороги нет!
Собравшись с силами, люцея огляделась, обнаружила слабо освещенную лестницу, уходящую вниз, и бесстрашно сбежала по крутым ступеням…
Служба тем временем продолжалась, и Зирона, надо отдать ей должное, играла роль первой люцеи Дворца Любви, словно лицедей из амфитеатра Дэориса. Те, кто находились с ней рядом, не сомневались, что перед ними возлюбленная Божественного.
В это самое время у Седьмых ворот Дворцового Комплекса Инфекта показалась странная процессия. Возглавлял ее крепкий молодой мужчина в темно-зеленой парраде, по виду эжин. За ним следовали десятка два слуг-мусаков с корзинами, тюками и сундуками в руках, а после шествовал целый отряд юношей-цинитов, где каждый был одет по-своему. Замыкали шествие конюхи, которые вели под уздцы пять оседланных великолепных боевых коней с заплетенными в косички и выкрашенными хвостами и гривами, с лоскутами на бабках, с пышными султанами на головах.
Воины Белой либеры, стоявшие на страже, изумились, увидев столь странных посетителей Дворцового Комплекса, но, проверив все свитки и тем более узнав Идала – бывшего своего товарища по оружию, пришедших пропустили, выделив им необходимое в таких случаях сопровождение.
Отсюда до одного из дворцов, в который Идал направлялся, оставалось не больше пятисот шагов. У дворцовой лестницы Идала и его людей радушно встретили слуги и проводили в залу, где их уже с нетерпением поджидали благородные мужи, большинство из которых были военачальниками.
Попав в подземную часть храма Прощения, Андэль растерялась: во все стороны расходились темные низкие галереи. Однако, когда глаза привыкли к темноте, она увидела несколько тяжелых дверей в конце одного из проходов, и главное – дверь, которая по описанию походила на ту, какая ей была нужна. Подойдя к ней, девушка прислушалась – тишина. Тогда люцея толкнула дверь и увидела скромные покои, тускло освещенные лучами, проникающими из небольшого светового колодца в потолке. В нос ударил характерный тяжелый запах.
В помещении, где с трудом разминулись бы два человека, на полу лежала тонкая полусгнившая циновка, рядом
С трудом поборов омерзение, Андэль оглянулась. Обнаружив скрытый выступом стены темный незаметный угол, сравнительно чистый, она присела там прямо на пол и, казалось, забылась. Сердце ее успокоилось. Вдруг за стеной послышались шаркающие шаги, дверь медленно отворилась, и в помещение вошел человек невероятной худобы. По черепу, который был в его руке, Андэль узнала Панацея. Старец двинулся было к сундуку, но тут что-то почувствовал и замер. Девушка затаила дыхание.
Панацей повел носом, и в свете тусклых лучей, падающих сверху, люцея разглядела его лицо – глуповато-изумленное, даже напуганное. Старец безошибочно обернулся в ее сторону.
– Я…мы… в общем… – испуганно промямлила девушка. – Можно я здесь немного побуду?
Панацей вдруг улыбнулся, обнажив несколько черных кривых зубов. Потом он издал какие-то горловые звуки, два раза мяукнул и один раз проблеял козой, что Андэль истолковала как радушное приветствие: «Прекрасная рэмью оказывает мне высочайшую честь, посетив мою скромную обитель. Я счастлив безмерно!»
Старец приблизился к девушке и опустился рядом с ней на колени. Одно дело встретить Панацея в парке или во дворце, где кругом прислуга и стража, и другое дело оказаться в его глухом жилище, наедине с ним. Что еще взбредет в голову этому сумасшедшему? «Я не должна показывать, что боюсь», – подумала люцея и натянуто улыбнулась.
– Ты… ты моя жена? – спросил Панацей, внимательно рассматривая лицо Андэль.
– Нет, я люцея Инфекта из Дворца Любви. Ты меня знаешь. Я немного здесь побуду, а потом уйду. Ты не против?
– Люцея? – сморщил лоб старец, что-то напряженно вспоминая. – Значит, ты принадлежишь не одному мужчине, а сразу всем? И мне?
– Нет, я принадлежу лишь одному человеку.
Панацей потянулся рукой к лицу прихожанки. Она отпрянула. Сейчас Андэль ничего не видела, кроме ногтей на сморщенных пальцах Панацея, и вся собралась, приготовившись к борьбе. Старец же тем временем коснулся ее лба, дотронулся до щеки, потрогал нос, пощупал ее волосы, крякнув от удовольствия, и вдруг, благожелательно улыбнувшись, протянул девушке свой драгоценный череп. Андэль невольно приняла дар и, благодарно кивнув, положила себе на колени. Старец как-то радостно, почти счастливо замычал. Девушке стало жалко его, и она едва не расплакалась. Бедный безумный старик, из которого Алеклия зачем-то сделал божка. А может, он и правда святой?..
Предъявляя содержимое своего жезла власти, ДозирЭ без препятствий попал на территорию Дворцового Комплекса Инфекта, в том месте, где были расположены казармы Белой либеры. Некоторые незамысловатые ухищрения позволили ему легко миновать несколько внутренних постов, и, поднявшись по Серебряной лестнице, он уже подходил к храму Прощения.
Белоплащный воин попросил о встрече с Панацеем, и один из жрецов, после некоторого колебания, проводил айма к двери, за которой находилось жилище старца.