Шериф

Стальев Виталий

– Инсульт у тебя? – заботливо спросил Пустовал, который к красоте природы оказался глух и уже отошел по дороге десяток шагов.

– Никак не привыкну, как красиво, – буркнул я.

– Привыкнешь через год-другой, – успокоил тот и зашагал по улице Ленина вверх. На ней располагались отделение полиции, поселковая ратуша, почта и магазин – в одном здании, амбулатория в другом и напротив

гостиница. Самый центр, понимаете ли.

На втором перекрестке мы свернули направо по Кирова. Я наконец догнал Пустовала и шел рядом.

– Государство об нас заботится, – со своей характерной иронией вещал тот. – Дает нам хлеб насущный и кров, чтоб мы не мыкались по гостиницам за бешеные деньги.

На Кирова выходили палисадники кирпичных, как сейчас сказали бы, таунхаусов, а в момент строительства они назывались: “дом одноэтажный на две семьи с участком 4 сотки”.

– Тут врачи живут, – проводил экскурсию Пустовал, указывая пальцем на сдвоенные дома. – Учителки. Вот физрука крыльцо. А там наш.

Он провел меня к белому кирпичному дому в конце улицы. Четыре окна смотрели на нас по-разному: на половине Пустовала были занавески и цветок в горшке, вторая половина была прозрачно темной.

– Это Копылова дом?

– Был Копылова, а теперь ты живи, – разрешил Пустовал и протолкнул меня в калитку. – Мы там прибрались, выкинули все. Заезжай и живи.

Я остановился, и Пустовал налетел мне на спину и матюкнулся.

– Вы ПРИБРАЛИСЬ? На месте преступления?! – изумился я.

– Ой, та какое там место преступления! – возмутился он и снова подтолкнул меня к крыльцу. – Мы все сфоткали, на видео сняли. Не было там ни улик, ни хера. Срачевник тока. А для начальства вот, расстарались, приготовили все.

Дом внутри был небольшим, поделенным на два основных помещения – большая кухня и маленькая спальня. Значительную часть обеих комнат съедала дровяная печь, дверцей и очагом обращенная к кухне, а теплым беленым боком – в спальню. Имелся в квартирке санузел и маленькая кладовка, вот и все. В отличие от полицейского участка, тут все было

отчищено и отмыто до скрипа, крашеный пол матово мерцал отражением окна, посуда сдержанно поблескивала на сушилке, в каморке все полки были пусты, туалет пах хлоркой.

– Вы что, вообще никаких его вещей не оставили? – опять удивился я. – Человек пропал, а вы все его вещи выбросили? Ни записей, ни мусора?

Пустовал артистично нахмурился, глубоко вдохнул, выпучил глаза и понес околесицу про то, что квартира ведомственная и ничего личного не должно оставаться после того, как сотрудник жилье освободил.

Я пораженно покачал головой. Местные жители ловко разыгрывали идиотов, стоило подойти к вопросу о пропавшем начальнике местной полиции.

–

Короче, товарищ капитан, вот ключи, – Пустовал поднял мою ладонь и каким-то очень личным жестом вложил в нее связку. – Постельное белье в шкафу, если не забрезгуете, но Тамарка его перестирала. Воду можно без фильтра пить, у нас хорошая. Печь топи, рабочая. Дома-то всяко лучше жить, чем в общаге.

Я посмотрел на отдраенные половицы и блистающие оконные стекла.

– Тамарка это у нас кто? – поинтересовался.

– Аээ, ну это местная женщина одна, помогает по хозяйству там-сям. Тебе, если надо, тоже будет помогать.

– Ой, надо, Денис Игоревич. Как бы мне Тамарку эту найти?

Тамарка была такой типичной селянкой, хоть картину пиши. Невысокая, коренастая, конопатая, с толстой косой, завернутой в узел на затылке. Носила она пальто и цветастый платок. Дело свое Тамарка знала отлично, и, услышав про три тысячи гонорара – сэкономленные суточные, – сразу закатала рукава. Весь оставшийся день она намывала, отмачивала, зачищала и протирала насухо все поверхности белоярского отделения полиции, и к вечеру стало его не узнать. Я в это время продолжал читать материалы, переставляемый с места на место усердной Тамаркой, а Пустовал влез в разъездной уазик и был таков – чтобы не мешаться, отправился в гастроль по деревням, как сам он назвал это мероприятие, – проверить обстановку за запойные дни.

Конец ознакомительного фрагмента.