Шерлок Холмс: прекрасный новый мир
Шрифт:
— Вам больше нечего сказать? Я хотел бы, чтобы вы оценили не внешние качества.
— Я вижу, она очень добра, сердобольна, и трудолюбива, хотя последнее качество свойственно немцам. Но в тоже время она чувствительна и слишком много плачет. К сожалению, я не могу согласиться с тем, что у неё сильный характер.
— Я полностью согласен с вами.
В этот миг Исаев вернулся в гостиницу. Оглянувшись по сторонам, он достал из-под пальто фотоаппарат.
— Я побывал в Рейхстаге и в Городском дворце под именем фотографа Штирлица. Вы не представляете, что по вечерам происходит во дворце. Общедоступный бал. Единственное проявление
— И всем есть что надеть? — поинтересовался я.
— Вы правы. Большинство женщин были одеты в д… д… д… д… д… декольтированные платья. Одним словом, загнивающий Запад.
— Ватсон, вы теперь можете сделать вывод о том, что бал действительно был общедоступным.
— Я не могу сделать такой вывод.
— Рассудите сами. Исаев сказал о большинстве женщин, а не обо всех побывавших там женщинах. Следовательно, бальные платья были не у всех.
— Может вам это нравится, а вот мне пришлось ради конспирации фотографировать. Теперь у меня нет желания проявлять плёнку.
Исаев снова ушёл, и я при отсутствии других занятий продолжил написание правдивых рассказов о расследованиях Шерлока Холмса после его беспрецедентного возвращения. Мой друг задумчиво вертел в руках трубку, не решаясь наполнить номер табачным дымом и тем самым вызвать нарекания. Бросив трубку, он взял скрипку и исполнил мелодию собственного сочинения. Я не помнил, слышал ли я уже эту мелодию. Вечером я вспомнил о свежем воздухе и уговорил Холмса и выйти на улицу.
Выйдя из гостиницы, мы пошли на юг по Вильгельмштрассе и прошли мимо Имперской почты. Нас обдувал холодный воздух, по асфальту летели жёлтые листья. На перекрёстке нас нагнал Исаев.
— Шпионите? — спросил Холмс.
— Да, герр Хаузер. Я сделал одно интересное наблюдение. Приходилось ли вам слышать о том, чтобы пациент влюбился в медсестру? Кажется, некий буржуй даже написал об этом книгу. Ладно, плевать на него. Я имею в виду…
— Говорите толком! О ком вы рассказываете?
— Под пациентом я подразумеваю Штольца. А о какой медсестре идёт речь, вы сами понимаете.
Мы молча стояли, обдумывая новость. Наконец, Холмс издал возглас отчаяния.
— Я догадывался об этом. Но в то же время я опасался за нашего милого доктора!
— Руки вверх! — раздался громкий голос.
Мы обернулись на голос и увидели двоих немцев, грозно смотревших на нас. Они были удивительно похожи друг на друга, одеты в чёрные пальто и шляпы, у них были тёмные очки, а их усики я впоследствии видел на лице бродяги Чарли. За спиной стояли полицейские — шуцманы в своих фуражках в форме ведёрка.
— Вы пойманы! — крикнули немцы с ещё большей берлинской резкостью, чем нам приходилось слышать.
— Бежим, товарищи! — крикнул Исаев. — Мы должны предупредить союзников!
Исаев произнёс эти слова с такой уверенностью, словно знал этих людей. Мы помчались по Вильгельмштрассе мимо правительственных учреждений. Из соседней улицы вышли наши союзники. На тщательно причёсанной голове Штольца было канотье и теперь он весь выглядел как денди. Впечатление портил лишь пластырь под левым глазом. Фройляйн Клозе откинула вуаль-бинт, на левом плече висела ковровая сумочка, в правой руке был букет роз.
— Хватит ухлёстывать! — крикнул Исаев. — Бежим!
Фройляйн Клозе в испуге выронила букет, и наши немецкие «товарищи» начали
— Понравилось ли вам? Это наше изобретение, политетрафторэтилен. Иначе выражаясь, тефлон!
Мы поняли, что Штольц лежит на какой-то гладкой поверхности. Штольц поднялся. Я выразил своё неудовлетворение.
— Вы, как истинный джентльмен, не бросили прекрасную даму в беде. Но лучше от этого не стало.
— Вы сказали «джентльмен»? — спросил голос за нашими спинами. — Мы оказались правы в том, что вы англичане!
К нам подошли дворники и дружно принялись скрести лопатами поверхность, на которой поскользнулся Штольц. Люди в тёмных очках повели нас за угол. Мы прошли Хедеманштрассе и, снова свернув за угол, оказались на Кёниггретцерштрассе [33] . Шуцманы ушли. Исаев прошипел по-немецки: «Das ist Geheimpolizisten!» [34] . Один из шпиков подошёл к двери, на которой был расположен щит с четырьмя барабанами, закрытыми стеклом. На барабанах были обозначены нули. Немец достал из-под пальто большой подковообразный электромагнит, к которому тянулись провода от спрятанной за пазухой батареи. Замкнув цепь, он поднёс электромагнит к первому барабану и движением руки повернул его, пока перед нами не появилась тройка. Три других манипуляции электромагнитом заставили барабаны показать нам единицу, пятёрку и тройку. Немец потянул ручку, и дверь открылась. Нас затолкали вовнутрь.
33
Штреземанштрассе.
34
Это полицейские ищейки!
Мы очутились в комнате с обоями, покрытыми пятнами от кислот. Напротив нас висела периодическая таблица, под ней стоял стол с аккумуляторными банками и атрибутами химиков. Слева был расположен шкаф, справа мы увидели дверь в соседнее помещение. Комната своим видом указывала на то, что её не касается ни женская рука, ни рука прислуги. Шкаф выглядел точно так же. Конвоиры закрыли дверь, и после манипуляций электромагнитом недоступные руке барабаны снова вернулись к нулям. Дверь была заперта.
Холмс и Исаев ещё не оправились от неожиданной перемены обстановки. Штольц удивлённо осматривался по сторонам. Фройляйн Клозе стояла, потупив взор, и не шевелилась, только было видно её дыхание. Немцы, приведшие нас в эту комнату, повернулись к нам. Тот, который стоял слева, заговорил первым. Только теперь я заметил на его левой щеке след от пощёчины.
— Вы попались, Штирлиц!
— Итак, позвольте представиться: братья Генрих и Фридрих Шварц, гениальные химики и осведомители полиции! [35] — добавил второй. — Я Генрих. А слева от меня Фридрих.
35
См. «Ассорти Шерлока Холмса».