Шерлок Холмс против марсиан
Шрифт:
Сняв с крюка фонарь, он направился вглубь длинного узкого помещения, приглашая нас следовать за собой. Вскоре свет фонаря выхватил из темноты две обложенные льдом туши. Я невольно отшатнулся. Мне доводилось читать описания марсиан в газетах; ряд статей был снабжен рисунками, якобы сделанными с натуры. Но они даже отдаленно не передавали истинный облик пришельцев!
Поверхность лоснящейся бурой туши напоминала склизкую шляпку гриба. Почти все тело марсианина, насколько я понял, представляло из себя огромную голову с заключенным внутри чудовищным мозгом. На этом теле-голове имелся треугольный рот с нависающим над ним наростом, похожим
Несмотря на страх и отвращение, во мне проснулся интерес исследователя. Я был бы не прочь задержаться, чтобы осмотреть марсианина более подробно. И даже не отказался бы поучаствовать во вскрытии, представься мне такая возможность. Но мой друг на удивление быстро потерял интерес к мертвому чудовищу.
– Вы правы, капитан. Конечности марсиан нисколько не похожи на то, что мы видели. Думаю, нам нужно подробнее исследовать вашу находку.
Изучение мертвого марсианина не могло помочь Холмсу в разрешении стоявшей перед ним загадки. Поэтому он постарался как можно скорее выбросить марсианина из головы. Его мысли вновь занял предмет, который, по мнению Холмса, имел отношение к расследованию. Впрочем, я не мог взять в толк, как обрубок щупальца связан с бедняжкой Дженни и чудесным уничтожением марсиан.
Отобрав у Уоллеса фонарь, Холмс проследовал обратно к мраморному столу, и оттуда не замедлил раздаться его возмущенный голос:
– Что за шутки, капитан? Кто подменил щупальце?!
Мы с Уоллесом мигом оказались рядом. На столе лежало щупальце, похожее на толстый лоснящийся крысиный хвост длиной в полтора ярда. Без сомнения, это была конечность марсианина. Вроде бы в начале исследования щупальце выглядело несколько иначе. Я смутно вспомнил присоски, пульсирующую жилу со светящейся жидкостью… Нет, ерунда! Конечно же, ничего этого не было. Меня просто смутил вчерашний рассказ матроса в госпитале.
– О какой подмене вы говорите, сэр? – изумился капитан. – Здесь все по-прежнему. Щупальце на месте. Мы с вами ходили взглянуть на трупы марсиан, чтобы сравнить их щупальцы и этот обрубок. Мы убедились, что они идентичны. Это щупальце марсианина.
Холмс долго и очень внимательно смотрел на капитана, а затем быстро нагнулся и посветил фонарем под стол. Разумеется, там было пусто. Еще пару минут мой друг потратил, обыскивая подвал, но кроме нас и мертвых марсиан никого не обнаружил. Приоткрыв дверь, он выглянул на лестницу. При этом дверь заскрипела столь отчаянно, что не осталось сомнений: рискни кто-нибудь тайком проникнуть в подвал, мы бы услышали его за милю.
– Ваше мнение, Ватсон? – спросил Холмс.
Я пожал плечами:
– Мне нечего добавить к словам капитана. Щупальце на месте, ничего не пропало. Не понимаю, что вас обеспокоило.
– Взгляните на него, прошу вас. Оно такое же, как было раньше? Или в нем что-то изменилось?
Я пригляделся, поднеся свечу к обрубку:
– Кажется, есть мелкие перемены. Но я не уверен… Я вроде бы припоминаю, что оно было толще… с присосками… Но нет, это вряд ли! Откуда у марсиан присоски? – я распрямился, морщась от гнилостной вони. – Простите, Холмс, у меня мутится
– А что насчет смрада, который вы упомянули?
– Как и прежде, отвратителен! – я не сумел сдержать раздражения. – Он усиливается, Холмс!
– Вы не находите, что запах изменился?
Я решил, что Холмс надо мной издевается, хотя это противоречило его обычным манерам.
– Нет, не нахожу!
– Я тоже, – поддержал меня капитан.
Краем глаза я заметил, что на столе происходит какое-то движение, и обернулся. Щупальце марсианина прямо на глазах расползалось, превращаясь в зловонную массу. Вскоре от него осталась лишь лужа омерзительной бурой слизи.
– Их надо хранить на льду, – бесстрастно заметил капитан, своим тоном напомнив мне Холмса. – Иначе они очень быстро разлагаются, как вы могли убедиться.
– Идемте, господа. Здесь нам больше делать нечего.
И Холмс первый проследовал к двери.
3. Дети и персонажи
Мы успели отойти шагов на двадцать от Мут-Холла, когда Холмс деликатно придержал меня за локоть.
– Я вижу, вас что-то беспокоит, дорогой Ватсон, – сказал он. – И я уверен, что это имеет непосредственное отношение к нашему делу.
– Мне не по себе, – вынужден был признаться я. – Со мной еще никогда не случались помрачения рассудка.
– Расскажите подробнее. В чем эти помрачения заключаются? Сколько их было? При каких обстоятельствах? Поверьте, это очень важно!
У меня возникло скверное подозрение, что Холмс печется отнюдь не о моем здоровье. Видимо, его поистине удивительная логика связала мое душевное беспокойство с расследованием, которое он вел.
– Моя память временами раздваивается, – начал я. – Когда мы вернулись к столу, мне поначалу казалось, что правы вы, друг мой, и щупальце имело другой вид. Я даже ясно вспомнил присоски и жилы. Но почти сразу я уверился, что щупальце не изменилось – оно изначально было гладким, лоснящимся, без всяких присосок. Сейчас я склоняюсь именно к этому, но причуды ложной памяти еще не рассеялись окончательно.
– Это ведь не единственное помрачение?
– Да, нечто схожее со мной произошло в госпитальной палате, когда я слушал матроса с «Сына грома». Я не мог вспомнить этого парня. Я был уверен, что в палате раньше лежали двое обожженных артиллеристов, а вовсе не Джон Скроу! Но постепенно я вспомнил, как матроса принесли в госпиталь на следующий день после битвы в заливе, как он назвал свое имя. Холмс, я до сих пор помню тех двух артиллеристов! Они были в числе раненых, которых я отправил поездом в Челмсфорд. Кто же лежал в угловой палате все эти дни?
– Увы, Ватсон, у меня нет ответа на ваш вопрос. Но я очень надеюсь получить его в самом ближайшем будущем – и не без вашей помощи. Это все помрачения, которые вы за собой припоминаете?
Я замялся.
– Был еще один момент, но я не знаю, можно ли отнести его к помрачениям. Когда я беседовал с малюткой Дженни в саду викария, мне в какой-то момент показалось, что девочка…
– Смелее! – подбодрил меня Холмс.
– Что девочка, – я собрался с духом, – ненастоящая.
Я замолчал, понимая, что ряжусь в шуты гороховые. Мой друг не торопил меня, видя, что мне трудно сформулировать мысль.